подошедший Тихоня. — На нем все: и навигация и целеуказание и внутренняя сетка подразделения и внешняя сеть. Еще куча всяких данных. Типа давления, температуры тела, сердечного ритма и даже количество воды во фляге и количество патронов в ихней пукалке.
— Мощно, мощно. А в Червы на нем играть можно? — Заинтересовался Саньчик.
— Нет.
— Хе-ер-р-р-р-н-я-я-я!
Одних из благодушного, а других из депрессивно-агрессивного состояния вывела ожившая в броневике рация. Кто-то в их центре заметил, что у целого подразделения перестали поступать на сервер параметры жизнедеятельности, что могло означать либо смерть, либо плен. А это значит, жди гостей.
Пора рвать когти.
Для того чтобы я решился удрать, должно было что-то произойти, мне нужен был толчок, и я его получил.
Так уж устроен человек. Немногие могут не откладывать решение важного дела на понедельник, а приступить к нему сегодня, прямо сейчас. Вот и у меня все время находились какие-то причины отложить побег на потом: то надо было выспаться как следует, то дождь зарядил на три дня, то живот разболелся. Вот с животом-то как раз и маялся в густых зарослях борщевика, когда в просвет между толстыми зелеными стеблями увидел, как двое парней, которых я раньше не видел, тащат за волосы девушку в изодранном сарафане. Третьим шел водитель одной из газелей. Его я запомнил, потому что во время налета на склады он был просто в зюзю пьян. Тогда еще удивился, как это существо поведет машину обратно в лагерь. Однако в тот раз все обошлось. Сейчас этот тип, опять накачанный под завязку, тащил за собой на поводке из тонкого ремня худощавого мужика, по возрасту годившегося той девушке в отцы. Из одежды на пленнике были одни трусы.
— Пожалуйста, не трогайте ее. — Держась двумя руками за ремень, сдавленно заверещал мужик.
— Так ведь уже тронули. — Ухмыльнулся водитель. — Че с нее убудет что ли? Ты не бойся, ей больно не будет. Наоборот. Слыхал, туда сюда обратно, тебе и мне приятно? — И конвоир заржал. Его гогот потонул в пронзительном женском крике, который прервал звук удара.
Мужик задергался, пытаясь достать водителя, но тот натянул поводок и сместился в сторону.
— Что рвут целку твоей дочурке, папаша? Ниче, ниче, не переживай.
Пленник издал звук, похожий на рычание и рванулся к своему мучителю, но водила ловко отскочил с тропинки и резко дернул за ремень.
Мне показалось, что он специально провоцирует пленника, играет с ним. Но, похоже, ему это надоело, да и чесалось, видимо, присоединиться к дружкам. Еще какое-то время водитель наблюдал, как кашляет задыхающийся в удавке мужик, потом наморщил нос, ловко выхватил из голенища нож и полоснул им по горлу пленника. Тот захрипел, забулькал и начал заваливаться в противоположную от меня сторону, но натянувшийся поводок не давал телу принять горизонтальное положение. Покуражившись еще какое-то время со своей жертвой, из распоротого горла которой толчками вытекала кровь, водила оттащил уже бездыханное тело в высокую траву и присоединился к тем, двоим, занимавшимся более интересным делом.
Что они там делали с девушкой, я уже не видел. Кое-как вытерев задницу, уже летел в деревню окольными путями.
Хватит, напартизанился по самые гланды! Пора и честь знать. Решено, утром мотаю отсюда.
Раньше меня проснулся только петух, которого не сожрали, наверное, только потому, что не сумели поймать. Кукареканье деревенского горлопана, конечно же, не могло разбудить никого из партизанского отряда, ушедшего полным составом в запой. Постов, как обычно, не выставили, поэтому я рассчитывал без помех собраться, взять заначку и свалить по-тихому.
Потянулся, вылил на голову кружку холодной воды, закинул за спину рюкзак и стал искать свой автомат.
Нет нигде! Что такое? Отлично помню, что прислонил его вчера вечером к стенке возле своей лежанки.
Я окинул взглядом комнату. У ночевавших здесь были либо СКСы, либо маленькие такие автоматы, неизвестной мне марки.
Не то, не то. Ладно, если в других домах не найду либо своего, либо чужого 'калаша', возьму что- нибудь из этого.
Жаль. В заначке-то четыре запасных рожка к моему автомату.
Еще пару минут пошарившись по дому в поисках своего оружия, я вышел на улицу и…
— Далеко собрался? — Возле калитки стоял Огурец и поигрывал тем самым ножом, что я стащил у пулеметчика.
— Поссать. — не придумал ничего лучшего я, хотя итак было ясно, что Огурец вычислил мою заначку, а значит и прекрасно понял, что я собираюсь сдернуть.
— Нашим сортиром брезгуешь что ли? — Этот гад перекрыл мне единственный путь к бегству.
Небольшой кусок высокого забора с воротами и калиткой справа упирался в гараж, а слева от него вообще начинался навес, перекрывающий оставшуюся часть двора.
Бежать обратно в дом? Ерунда. Все равно я не успею открыть окно, чтобы выскочить на улицу.
— Знаешь, пацан, что вход в наш отряд рубль, а выход десять? — Огурец продолжал ловко перебирать пальцами, заставляя нож вращаться с непостижимой быстротой.
— Могу и десять. — Промямлил я.
— Интересно, интересно. Рыжья припрятал что ли? — оживился этот гад.
— Да.
— Ну, давай.
Не знаю, на что я рассчитывал. Ясен пень, что даже если и было бы чем откупиться, Огурец все равно меня грохнул бы. Утопающий хватается за соломинку, мне оставалось лишь тянуть время.
Шли мы, как конвоир и зэк. Я впереди, Огурец за мной, чуть справа. Нож к тому времени он убрал, и топал, положив правую руку на автомат, болтающийся у него на пузе. На левом плече Огурец нес мой рюкзак. 'Калаш', кстати, тоже мой.
Зою Космодемьянскую ведут на расстрел. Ага. Со стороны смешно выглядит, наверное. Только мне че-то не смешно совсем.
Солнце уже набрало силу, достаточную, чтобы греть мое непокрытое темечко. Легкий теплый ветерок разогнал утренний туман. В сочной, свежей еще листве, весело чирикали какие-то пичужки. Плескалась водичка в пожарном пруду возле церкви. Пахло настоящей деревней. Так здорово не пахнет ни то что в городе, но и на даче. Распогодилось, и день обещал быть что надо. В общем, как пишут о таких моментах, помирать в такой день совсем не хотелось, но кто-то, как иногда бывает, этот вопрос не только для меня, но и для всех временных жителей поселка Дергаево по-своему.
Едва заметная тень промелькнула над нами с Огурцом, и церковь, что стояла возле пруда, вмиг лишилась колокольни.
Чем тогда ударили миротворцы, я и сейчас могу лишь предполагать. Может, крылатыми ракетами, может, MLRS, но жахнуло знатно. И это было только начало.
Первый залп накрыл именно те дома, в которых ночевал весь запойный гарнизон Дергаево, и это говорит о том, что стреляющим горе-повстанцев было видно как на блюдечке.
Как, почему, отчего так вышло теперь-то я догадываюсь. Рупь за сто, какой-то жадный до гаджетов вьюноша прибрал у одного из убитых американцев его планшет, по которому миротворцы и вычислили налетчиков.
Огурец как-то сразу потерял ко мне всякий интерес. Лежа у горящего забора, я видел, как мелькают белые подошвы его кед.
Теперь миротворцы били уже по площадям, и штатный подрывник партизанского отряда, петляющий по улице словно заяц, скрылся за сплошной стеной разрывов, а когда пыль и дым немного рассеялись, никого уже не наблюдалось. Ни мертвого, ни живого. Вряд ли он выжил.
