Вряд ли найдется еще кто-нибудь на истерзанной земле голландской, кто может так же хорошо, как Мао сидеть в седле, стрелять из лука, метать нож и аркан. Ну а в рукопашном бою и во владении холодным оружием Мао может дать сто очков вперед любому из ныне здравствующих наемников. Катана была словно продолжение его руки. Но и без нее Мао был способен молниеносным ударом лишить жизни зазевавшегося врага.
— Не успел еще от ворот отъехать, а уже по жинке скучаешь, Ворон? — Мао сощурил и без того узкие глаза.
В другой раз Ворон подыграл бы своему товарищу, ответив колкостью на колкость, но сейчас он ничего не сказав, легонько шлепнул Эзопа плеткой по крупу и присоединился к ожидающим его наемникам.
Помимо Мао здесь уже были: Бруно Валье и Ард Овергоор. Еще был должен подъехать Мехмет Аль- Раян по прозвищу «Носорог».
— Наверное, опять жены не отпускают нашего Носорога, — не унимался Мао. — А потом скажет, будто утренний намаз совершал.
Ворон усмехнулся. Насчет намаза Носорогу, точно никто не поверит. К вопросам веры он, басурман в седьмом колене, как ни странно, относился довольно прохладно, что, правда, не мешало ему согласно басурманской традиции иметь пятерых жен. Хотя сейчас и многие не басурмане так живут.
Вот только кто там кого «имеет» в семье Аль-Раян — это вопрос. В бою Мехмет просто зверь. Прет напролом, ни отступая, ни перед чем, за что и прозвали Носорогом, а вот в быту он — настоящий ягненок. Женушки его совсем затюкали. Чтобы хоть на немного вырваться из-под пресса женской половины дома Носорог был готов ввязаться в любую авантюру. Так что согласится или не согласится Мехмет идти с Вороном за оружием — такого вопроса даже не стояло. Бруно, Франкский наемник, сам по своей природе был авантюристом. С ним тоже все ясно. А вот почему вдруг Мао согласился идти к Роттердаму, для Ворона осталось загадкой. Ард же и вовсе был старинным другом Ворона, частенько составлявшим ему компанию в дальних ходках.
Наконец из-за городской ратуши появился Носорог на чистокровном арабском скакуне. И откуда он только его взял? Говорят, что Мехмет вел какие-то дела с басурманами-кочевниками, но поссорился с их предводителем. Вернее его поссорил с ним мулла, взъевшийся на Мехмета за отсутствие истинной веры у того.
Кстати Носорог своей комплекцией никак не соответствовал своему прозвищу. На картинках Прежних Носорог выглядел мощным, тяжеловесным животным, а тут… Мао по этому поводу то и дело отпускал свои неизменные шуточки.
Все в сборе. Кавалькада рысью направилась к городским воротам, а когда те со скипом захлопнулись за ней, набрала скорость и скрылась в густых клубах пыли.
— Как думаешь, за пару недель управимся? — Мао поравнялся с Вороном и попридержал своего коня, чтобы тот не унес хозяина дальше.
— Обязаны. У нас каждый день на вес золота. Надеюсь послезавтра будем на месте, а там все от Господа Бога зависит и от сговорчивости караванщиков. Возьмем день, нет с запасом, два дня на погрузку. Остается десять дней на обратный путь.
— А что, если того, зачем мы едем в эту твою «Мертвую заводь» там не окажется?
Ворон лишь пожал плечами и пришпорил коня.
В былые времена они бы направили свои стопы через Гронинген прямиком в Ассен и далее в Хогевен. А там: Зволле, Эрмелло, Утрехт. А скорее всего, вообще поехали бы на повозках Прежних через Бетстерзваг и Эммелорд до паромной переправы в Альхорне, пересекли бы на нем холодный Эйселмер и все. Полдня и они возле Роттердама. Но Восточный Флеволанд уже лет тридцать как под водой, так же как и соседний Амстердам, паром давным давно сгнил в холодных водах Эйселмера. А главное, вместо Гронингена в самом сердце Фрисландии уже больше века как раскинулась «Чертова пустошь». Гиблое место. Мало того, что ходившие туда люди почти никогда не возвращались назад, а если и возвращались, то просто чахли на глазах и умирали в страшных муках. Так еще эти несчастные рассказывали, что в с глубине «Чертовой пустоши» водилось такое, чего человеку в трезвом уме и твердой памяти лучше и не видеть, иначе разом лишишься и того и другого. Поначалу им никто не верил, считали горячечным бредом и предсмертными галлюцинациями. Но однажды возле Остенволде небольшой караван из четырех повозок напоролся на нечто. Что это было, трое выживших караванщиков толком объяснить не смогли. Один из них так до сих пор и пускает слюни в одной из ночлежек Города глухих, второй умер от сердечной болезни, так и не успев ничего рассказать, зато третий, немой от рожденья, нарисовал это «нечто» на стене заброшенного вокзала. Теперь дети и даже взрослые обходят это место стороной. А в «Чертову пустошь» с тех пор никто и не пытается проникнуть. Только монахи из странной церкви «Святого Кларенса Дрентского», наложив на себя епитимью, отправляются в это гиблое место за отпущением грехов. Надо думать, свое они там получают.
Вот и приходится отправляясь на юго-запад, уходить в сторону Бейтенпоста и, сделав приличный крюк, возвращаться к Остерволде, чтобы обойти, на этот раз уже многочисленные заливы, заливчики, разлившиеся каналы и болота.
Остерводе они проскочили без приключений. Странности начались уже потом, возле Зволле.
Сначала у Носорога исчезла подробная карта северной Голландии. Просто была и нет. Он бедный весь свой рюкзак три раза перетряхнул.
Потом захромала лошадь у Мао. Это произошло возле местечка Беердинк. Там Фрукта и оставили, забросав не остывший еще труп лошади сухим камышом. Хорошо еще, что Мао, этот потомок самураев, не многим отличался от тщедушного Носорога. Статный арабский скакун легко принял на спину второго седока. Правда рюкзак Мао пришлось навьючить позади Бруно.
Но это еще не все!
Недалеко от Хаттема, где в оптический прицел винтовки Бруно уже можно было рассмотреть океан, чьи ненасытные воды поглотили Флеоланд и приличный кусок побережья Гелдирланда, пятеро наемников Города глухих расположились на ночлег.
Они выбрали опушку сухого ясеневого леса и, стреножив лошадей, занялись каждый своим делом: Носорог первым отправился в дозор, Мао взялся за стряпню, а Ворон, Орвергоор и Бруно пошли за дровами.
Далеко за полночь Ворон, сменивший до этого Носорога разбудил Бруно.
— Эх, спать охота, — франк вскочил и, прогоняя остатки сна, вылил себе на голову остатки воды из бурдюка. — Надо бы еще воды набрать. Помнишь тот ручей в лесу?
— Да. Я сейчас схожу, а ты давай, заступай на дежурство, — Ворон собрал бурдюки и фляги, и отправился на примеченную накануне поляну.
Вернувшись, он взбил лежанку из сухой травы, но которой до этого давал храпака Бруно и, укрывшись своим непромокаемым плащем, провалился в густую темень сна.
Что его разбудило первым: топот Носорога или запах гари, неизвестно.
— Горим! — вопил мечущийся по поляне Мехмет.
Всюду, куда не глянь, бушевал огонь. От чего-то вспыхнувший, теперь уже и не узнать от чего, лес горел, как сухой тростник.
Лошадей нигде не было видно, как не было видно и Бруно.
— Давай сюда, — Ворон схватил одной рукой свой рюкзак и, закинув арбалет за спину, второй рукой потащил уже надышавшегося дыма Носорога за шиворот.
В той стороне, куда он ходил ночью за водой, упали сразу два дерева. Мало того, что в стене из огня образовался небольшой проем, та еще эти упавшие деревья сбили пламя с двух соседних.
Носорог пыхтел и спотыкался. За ними, вытирая со своей лысины пот, бежал Мао. Следом пригибаясь спешил Ард. Жарковато!
Вот и ручей. Если бы не он, не выбраться бы наемником из этой жаровни. А так, только слегка подкоптились. Это Носорог с трудом увернувшись от падающего в ручей дерева, заорал как резанный и пытаясь сбить со спины пламя, рухнул в воду. Ну и смешно же он выглядел: волосы все в сене, задница в песке, на боку пропалина и морда вся чумазая.
В другой раз Ворон и посмеялся бы, но теперь ему было не до смеха. Половину шмоток они потеряли,
