– Ладно, но тогда ты должен запретить им пользоваться разрушенной часовней, которую они приспособили под перевалочный склад для своих контрабандных товаров, – резко сказала Харриет.
– Харриет, ты сама не понимаешь, что говоришь. Это неправда. Я не верю.
– Конечно, это правда. С тех пор, как эту часть часовни пришлось закрыть для прихожан из-за того, что грозил обвалиться потолок, они использовали ее для разгрузки товара. И если бы ты не был слеп, как летучая мышь, и не сидел бы вечно, уткнувшись в книгу, а прошелся бы в этой части кладбища, то сам увидел бы отпечатки копыт пони и отличный новенький замок на боковой дверце часовни.
Викарий в ужасе посмотрел на сестру.
– И давно тебе это известно? – строго спросил он.
– Уже, наверное, больше года, – легкомысленно заявила она. – Окно моей спальни выходит на ту сторону. Однажды ночью я проснулась и услышала шорох, осторожные шаги. Я испугалась: вдруг это грабители? Встала и подошла к окну, вот все и увидела.
– Боже мой, а они тебя заметили?
– Не думаю. Они были слишком заняты, но вскоре после того случая я нашла в дровяном сарае бочонок с бренди.
– И сколько же раз с тех пор мы принимаем их дары? – с сарказмом спросил он.
– Точно не знаю, это случается не регулярно, – уклончиво ответила Харриет. – Не понимаю, что в этом такого? Ты так радуешься пуншу в холодные зимние вечера. И как нужен бывает глоток спиртного, когда случается, что у тебя садится голос. А как ты полагаешь, я могла бы все это добывать?
– Хорошо, если мы не можем позволить себе такие вещи, то следует обходиться без них. Это бесчестно. Я немедленно должен сообщить в таможенное управление.
– И послать больше десятка человек в тюрьму или на виселицу, а их жен и детей оставить умирать с голоду или отправить просить подаяние на паперти. И за что? За жалкие крохи налогов, которые теряет правительство? И это ты называешь христианским поступком? Предупреждаю тебя, Гильберт, если ты это сделаешь, меня тоже арестуют, потому что я скажу, что все происходило с моего ведома, а ты ничего не знал.
Взгляд викария упал на чайницу и чайник.
– Догадываюсь, что это тоже часть подношений, – горько произнес он.
Она кивнула.
– Неслыханно! Тут творятся такие дела, которые я порицаю в проповедях. Мы должны отказаться раз и навсегда от нечестивых подношений.
Но Харриет знала, что он сомневается, и села рядом, положив ладонь на его руку.
– Мне невыносимо видеть, что ты лишен столь малых радостей, – вкрадчиво начала она. – Тебе платят так мало, а тут еще я для тебя обуза. Несправедливо заставлять тебя трудиться за такое пустяковое жалованье. Но если ты действительно хочешь, в следующий раз я оставлю записку, что нам ничего больше не нужно от них… Только это может их обидеть… и потом, дорогой, ты всех их так хорошо знаешь. Ты их женишь, хоронишь, крестишь их детей. – Это было верно. Его сопротивление ослабело, и Харриет поняла, что победила. Она была практична за двоих, и если правительство в Лондоне установило несправедливые пошлины, то умная женщина не упустила возможности извлечь из этого пользу. Она похлопала брата по руке. – Вот твой чай, дорогой. Потом ты все как следует обдумаешь и поймешь.
Харриет не сказала, что однажды, подглядывая из своего окна за разгрузкой, она узнала одного из контрабандистов. Но лучше об этом молчать, ведь совесть ее была неспокойна.
– Верни любимого ты мне, о, ветер с моря, – тихонько пела Изабелла, торопливо шагая по тропе, а Бет весело бежала впереди. С самого момента своего пробуждения она знала, что это будет особенный день, так и получилось. Настоящее приключение, вроде тех, что они с Ги придумывали, оставаясь вдвоем, вошло в ее серую монотонную жизнь, и она почувствовала себя по-детски счастливой.
Раскрасневшаяся и взволнованная, девушка подбежала к лачуге, гадая, там ли еще незнакомец или исчез, как те сны, что кажутся реальными, но сразу улетучиваются, когда проснешься. Дневная жара спала, и берег моря был залит золотым светом наступающего вечера. Она задержалась на пороге, чтобы отдышаться, собака остановилась рядом с нею. Ее волосы развевал ветер, отбрасывая пряди на прелестное лицо. Изабелла не представляла, какое впечатление она производит в своем выцветшем ситцевом розовом платье, отделанном кружевом, споротым с одного из старых платьев, найденных на чердаке.
Молодой человек, прислонившись к задней стене лачуги, удивленно и зачарованно смотрел на нее. Она увидела, что он надел рубашку. Темные волосы ниспадали на повязку, которую она сделала утром. Глаза у юноши были не черными, как ей показалось раньше, а бархатисто-карими. Несколько секунд они молча рассматривали друг друга, потом Бет коротко гавкнула, и они вышли из оцепенения.
Молодой человек наклонился вперед.
– Кто вы, черт побери? – спросил он на хорошем английском языке.
Изабелла ступила в лачугу.
– А вы не помните? Это я привела вас сюда сегодня утром.
– Не может быть, чтобы это были вы. Я, конечно, был едва жив, но отчетливо помню, что это был мальчик, парнишка-рыбак, который говорил со мной по-французски.
Изабелла очаровательно засмеялась своим заразительным смехом.
– Я француженка. И этим парнишкой тоже была я.
– Так это вы оставили мне молоко и хлеб, перевязали голову и накрыли этим пледом?
– Да, – она слегка покраснела при воспоминании о стройном обнаженном теле под пледом.
– Господи! Мой добрый ангел, и прекрасный ангел к тому же!
– Далеко не ангел, – сухо заметила она и подошла поближе. – Я смотрю, вы снова оделись. Высохла ваша одежда?
– Вполне высохла. – Он нахмурился. – Что вы здесь делаете, если вы француженка?
– Это длинная история. Как вы себя сейчас чувствуете? – Изабелла опустилась на колени рядом с молодым человеком, положив свой узелок, развернула салфетку. – Я принесла вам немного поесть. Лучше я ничего не могла найти, но все испечено сегодня, – с беспокойством сказала девушка.
– Выглядит соблазнительно, а пахнет еще более соблазнительно. Вы это украли для меня?
– Не совсем так. У меня есть друзья. Дайте мне сначала посмотреть вашу рану на голове. Я волновалась за вас утром.
– С раной дело обстоит неплохо. Немного болит, когда резко двигаю головой. – Он откусил большой кусок пирога с мясом. – Вот нога меня беспокоит. Я пытался пройтись, но смог сделать только несколько шагов. Боюсь, придется мне остаться на вашем попечении еще несколько дней. Безопасное ли это место?
Изабелла была в нерешительности. Она не подумала о том, что будет, если его здесь обнаружат. Ведь путники и бродяги иногда находили себе пристанище в этих заброшенных хижинах.
– Сюда мало кто ходит, разве только рыбаки. – Она села и серьезно спросила: – А что с вами случилось? Вы бежали из Франции?
– Похоже что так, верно, – грустно ответил он. – И в большой спешке. Видите ли, у меня не было никакого желания записываться в армию Бонапарта, но избежать этого очень трудно. В Кале я нашел капитана, который за плату согласился переправить меня на своем судне в Англию, но посреди пролива у нас возникли трудности…
– Вероятно, из-за таможенных судов в поисках добычи. А потом они забрали ваши деньги и бросили вас за борт?
– Откуда вы знаете?
– Догадываюсь. Это и раньше случалось. Закон очень суров к тем, кто пытается нелегально проникнуть в страну, и к тем, кто им помогает.
– А теперь, если меня поймают, то как только я открою рот, меня арестуют как шпиона и отправят в тюрьму.
– Возможно. Сейчас в Дуврской тюрьме таких много.
– Брр! – содрогнулся юноша. – Лучше уж пусть сразу ставят к стенке и расстреливают.
– О нет. Это было бы ужасно!
