Ну, Джим Моррисон подобрался довольно близко, признает он, слушая «Двадцатый Век Фокс» и отстукивая пальцами ритм на руле. (Впрочем, Уилл никогда не верил в теорию, будто бы Моррисон — это личина, избранная Байроном в шестидесятых.) Хендрикс тоже неплох. Или даже Роллинги, когда вампир был еще с ними. Весь тот самовлюбленный кровавый рок шестидесятых, который играл их с Питером отец, когда они были совсем маленькими.
Двигатель слегка хрипит; топливный датчик показывает, что бензин почти кончился. Уилл заезжает в круглосуточный автосервис и заправляет бак.
Иногда он платит за бензин, иногда нет. Деньги для него не значат ровным счетом ничего. Если бы Уилл хотел, у него были бы миллионы, но на них все равно не купишь ничего столь же восхитительного на вкус, как то, что он получает задаром.
Сегодня он не прочь повалять дурака, поэтому заходит в автосервис с последней двадцаткой. (Три дня назад он посетил вечеринку быстрых свиданий в баре «Тигр, Тигр» в Манчестере и там познакомился с девушкой со вполне подходящей шейкой, которая к тому же только что сняла двести фунтов из банкомата.)
За кассой на стуле сидит молодой человек. Он чихает журнал «Нате» и не замечает Уилла, пока тот не подходит вплотную и не начинает совать ему двадцатку.
— Третья колонка, — говорит он.
— Что? — переспрашивает кассир. Он вытаскивает наушники. Обостренный слух Уилла улавливает музыку в стиле хаус, которую слушал парень; этот энергично-металлический звук передает таинственную вибрацию и ритм ночи.
— Вот оплата за третью колонку, — повторяет Уилл.
Юноша кивает и, жуя, нажимает необходимые кнопки на кассовом аппарате.
— Не хватает.
Уилл молча смотрит на него.
— С вас двадцать фунтов семь пенсов.
— Прошу прощения?
Кассир чувствует, как где-то глубоко внутри зарождается страх, но не прислушивается к его невнятному голосу.
— Вы немножко перелили, — поясняет он.
— На семь пенсов.
— Ага.
— На целых
— Ну да.
Уилл постукивает по лицу королевы на банкноте.
— Боюсь, у меня больше нет.
— Мы принимаем любые карты. «Виза», «Мастеркард», «Дельта»…
— У меня нет карточки. Я ими не пользуюсь.
Парень пожимает плечами.
— Ну, с вас двадцать фунтов и семь пенсов. — Он втягивает верхнюю губу, чтобы подчеркнуть свою непоколебимость.
Уилл смотрит на кассира. Сидит тут в спортивном костюме, со своим журналом, с айподом, с результатами неудачных экспериментов с растительностью на физиономии — и при этом с таким видом, будто он представляет собой нечто оригинальное, созданное им самим. А между тем в его крови чувствовался бы привкус древних корней, тяжелой и длительной борьбы за выживание в течение сотен поколений, отзвуки голосов предков, о которых он никогда не слышал, ароматы непостижимых эпических времен, нотки первобытных истоков его существования.
— Тебе действительно так важны эти семь пенсов? — спрашивает Уилл.
— Менеджеру важны. Да.
Уилл вздыхает:
— Видишь ли, в мире есть проблемы и посерьезнее.
Он задумывается об этом парне. Есть такие люди, которые подсознательно догадываются, кто ты такой, и втайне мечтают тебя напоить. Не того ли он добивается?
Уилл отходит, глядя на свое призрачно-серое отображение на экране системы видеонаблюдения. Он дергает на себя дверь, но она не открывается.
— Вы не уйдете, пока не заплатите полную сумму.
Уилл улыбается, столь наглядная демонстрация свойственной некровопьющим мелочности его искренне забавляет.
— Ты действительно так дешево оцениваешь свою жизнь? В семь пенсов? Да что ты
— Я тебя не выпущу. Полиция уже едет за тобой, приятель.
Уилл вспоминает об Элисон Гленни, заместителя комиссара манчестерского отделения полиции. Она уже много лет жаждет его смерти. «О да, — думает он. — Полиция постоянно за мной едет».
Уилл направляется обратно к кассе.
— Ты чего-то от меня хочешь? В этом дело? Видишь ли, мне кажется, что за этими твоими мелкими придирками стоит нечто большее. По-моему, ты просто очень одинокий парень на очень одинокой работе. И из-за такой работы у тебя рождаются определенные желания. Тебе хочется человеческого общения… человеческих… прикосновений…
— Отвали, пидор.
Уилл улыбается:
— Отлично. Явно подчеркивает твою гетеросексуальность. На сто процентов. Без базара. Ну, так что пугает тебя больше? Что я тебя убью? Или что тебе это понравится?
— Полиция скоро приедет.
— Хорошо, тогда, я думаю, будет лучше, если ты откроешь кассу.
— Что?
— Открывай кассу, я сказал.
Юноша тянет руку под прилавок, не сводя глаз с Уилла. Он достает кухонный нож.
— О, ножик. Фаллическое орудие, символизирующее вторжение и проникновение.
— Отвали, ясно?
— Проблема в том, что для меня тебе потребуется что-нибудь
Уилл закрывает глаза и вызывает в себе древние силы. Он немедленно преображается и начинает заговаривать кровь.
Парень не сводит с него глаз. Страх переходит в слабость, затем в тупую покорность.
— Сейчас ты положишь нож, откроешь кассу и дашь мне несколько бумажных портретиков королевы, которые у тебя там хранятся.
Кассир растерян. На его лице отражается борьба, заведомо проигранная. Его руки дрожат, нож наклоняется вперед, потом падает на прилавок.
— Открывай кассу.
Парень подчиняется.
— Теперь давай деньги.
Он хватает без разбора десятки и двадцатки и протягивает их через прилавок.
Слишком просто. Скучно. Уилл показывает за прилавок:
— Нажми кнопочку и открой дверь.
Парень опускает руку и нажимает на переключатель.
— Погладить тебя по руке?
Он кивает:
— Да, пожалуйста. — Рука ложится на прилавок. Веснушчатая кожа и обгрызенные ногти.
Уилл ласкает его руку, вырисовывая на коже маленькую восьмерку.
— Когда я уйду, скажешь полицейским, что вызвал их по ошибке. А когда твой босс поинтересуется у
