присутствия неподалеку младшего вампира. Но он не стал ее слушать.
Заботиться о запасе кольев было решительно некогда, поэтому он медленно двинулся вокруг дома, намереваясь в прямом смысле этого слова убивать родственничка голыми руками. Но столь кардинальные меры не потребовались, потому как на заднем дворе тут же нашелся симпатичный на вид столик и пара стульев (разумеется, деревянных). Одним неразличимым ударом о землю он избавился от ненужных частей стула, крепко сжимая в кулаке внушительного диаметра ножку, и издевательски позвал:
— Стефан, выходи, подлый трус!
Тот в свою очередь не спешил показываться на глаза разгневанному старшему брату, исходя из кое- каких личных соображений.
— Братишка, где же ты? Или не рад меня видеть? — лениво растягивая гласные, продолжал насмехаться мужчина. Он чувствовал, что уже перестает себя контролировать, но старался держать марку, чтобы ненароком не потерять голову. Решать 'семейные проблемы' он собирался кардинально, вот только не хотелось бы сделать мучения младшего Сальваторе менее продолжительными.
Найти затаившегося 'пакостника' не составило никакого труда — он спокойно стоял в дверях амбара, расположенного в нескольких десятках метров от дома, и слишком уж жизнерадостно улыбался, глядя отнюдь не на брата, а на слепящее глаза послеполуденное солнце.
Оба вампира заметно напряглись, едва завидев друг друга, и только один из них сумел сохранить внешнюю невозмутимость. Дамон же окончательно потерял голову сразу, как только его взгляд наткнулся на сияющую ухмылку брата. Он обещал себе хладнокровное убийство? Нет, подобное вряд ли возможно.
Мужчина в одну секунду оказался рядом с фигурой брата, чувствуя, как все внутри клокочет от ненависти и разочарования… Да, именно последнее вызывало в душе водопад эмоций. За все пять веков жизни ему никогда не приходилось задумываться над тем, что существует другой Стефан Сальваторе, которого он вовсе не знает. Это уже не тот робкий юноша, потакающий желаниям авторитарного отца, способный отказаться от человеческой крови только из чувства сострадания. Он превратился в диаметрально противоположное самому себе существо: лживое, хитрое, озлобленное, лишенное каких-либо моральных границ и рамок, готовое на все ради Елены. И старший вампир мог понять природу всех изменений, за исключением последнего. Делать ей больно — глобальная ошибка, у которой имеется одна запредельно высокая цена.
— Ты ничему не учишься, — с трудом выдавил он из себя, глядя в пылающие неприязнью зеленые глаза. — Я ведь предупреждал тебя, братец, что надо думать, прежде чем путаться у меня под ногами. Но ты…
Закончить предложение у него не вышло, потому как юноша, стоящий рядом, явно не был настроен на душевные беседы о причинах и следствиях. Он успел замахнуться для удара внушительной силы, как в следующее мгновение уже оказался лежащим на полу амбара.
— Без лисы ты ничтожество, — зло бросил ему в лицо Дамон, с настороженной грацией хищника идущий ему навстречу.
Дальнейших разговоров не последовало. Мужчина отбросил в сторону импровизированное орудие убийства и как следует дал волю рукам, решив при этом выбить всю дурь из головы младшего родственника (по всей видимости в прямом смысле). С каким-то особым остервенением работая кулаками, точно являлся не бессмертным, а обычным человеком, страдающим тягой к мордобою, он пытался заглушить внутри ту боль, которую можно было назвать общей. Его и Елены. Каждый удар сопровождался мысленным объяснением 'За…'.
По пунктам перечисляя все, за что собирался мстить всю эту неделю, вампир все больше и больше распалялся, теряя последнюю надежду на то, что вообще сможет когда-нибудь остановиться.
Стефан не пытался сопротивляться, медленно отпуская от себя реальность вместе с дальнейшими планами. Он и представить себе не мог, насколько мощной бывает Сила помноженная на безграничную ярость, ненависть и жажду крови. Не той крови, которая необходима для поддержания жизни вампира, а той, что оросит собою месть, жарким костром пылающую в груди старшего Сальватое.
Франческа окинула спину друга укоризненным взглядом, но не стала настаивать. С ним всегда невозможно было спорить, а в таком состоянии и подавно. Очень трудно навязывать свою точку зрения разъяренному вампиру, особенно когда ты сама не уверена в ее правильности. Стефан заслужил хорошую трепку, и было бы глупо пытаться утверждать обратное. Довести Елену до такого состояния… Для его поступка не существует оправдания, как и прощения, кстати.
Отбросив дальнейшие разговоры с самой собой на более подходящее время, она легонько сжала ладонь девочки и потянула ее на кухню, чтобы в какой-то незначительной степени привести в чувство.
— Солнышко, давай мы спокойно выпьем чаю и немного поболтаем, пока Дамон не вернулся? — с воодушевлением предложила итальянка, стараясь привлечь к себе все внимание. И мгновенно об этом пожалела. Она и забыла, что является теперь врагом номер один, благодаря красочной картинке младшего Сальваторе. — Да-а, положеньице, — пробормотала она себе под нос, усаживая более чем покорную Елену за стол.
— Стефан здесь? — тихо, но очень отчетливо, спросила девушка, категорически отказываясь смотреть на подругу своего вампира.
— А что там за история с Кайлебом? — очень неумело перевела разговор в другое русло Фрэнки, отыскивая в шкафчиках все необходимое.
— Что Дамон собрался делать? — задала свой вопрос девушка. Сейчас ей меньше всего хотелось тратить время на бесполезную болтовню, и уж тем более на животрепещущие описания той ночи, когда пришлось очень дорого заплатить за собственное упрямство.
— Давай сразу внесем ясность, — вампирша повернулась к ней лицом, не выражающим собой никаких эмоций, кроме как сосредоточенности. — Между нами ничего нет, и никогда не было, а то, что ты видела, — она на секунду задумалась, решая, какую именно часть правды лучше преподнести, а потом продолжила. — Все не совсем так, как могло показаться на первый взгляд.
Она замолчала, ощущая себя полной идиоткой. Ну что в столь откровенном поцелуе двух вампиров можно истолковать не совсем верно? Да там к гадалке ходить не надо, чтобы правильно расставить все точки над 'i'.
— В общем, Дамон сам все тебе объяснит, — выкрутилась девушка, избегая смотреть Елене в глаза. Она понятия не имела, что должен будет придумать друг, дабы убедить мисс Ревность в своей верности, да и не хотела над этим задумываться. Ей итак уже пришлось стать той самой третьей лишней, от которой слишком много проблем и неприятностей, а к такому повороту событий она не привыкла.
— Я знаю, что ты его любишь, — констатировала блондинка с разочарованием. — И это вовсе неудивительно. Он из тех мужчин, в которых влюбляются мгновенно. Вроде бы данный факт должен радовать, потому что такая любовь не бывает вечной, она больше похожа на влюбленность, минутное помрачение рассудка и все в этом же духе. Но именно тут и подстерегает главная опасность.
Она прикрыла на минуту глаза, чтобы сосредоточиться и как можно отчетливее сформулировать свою мысль, когда на помощь ей пришла Франческа.
— Да, тут ты абсолютно права. Его легко полюбить, еще проще возненавидеть, но равнодушной быть не получится. И если тебе повезло настолько, что в свидетельстве о рождении стоит: Елена Гилберт, то можешь смело поддаться радостному предвкушению победы. Как только он подпустит тебя ближе к себе, даст возможность узнать, понять, пусть даже в самой незначительной степени, ты забудешь обо всем на свете. Так ведь и вышло с тобой?
Елена кивнула, плохо понимания об истинной сути этого разговора. К чему ей обсуждать свои чувства к вампиру с его же подругой, которая ко всему прочему еще и неравнодушна к нему? При этом даже не старается отрицать данный факт.
— Нет больше Стефана, нет прежней Елены, нет жизни без него, — спокойно перечисляла Фрэнки, усаживаясь на рядом стоящий стул. — Это не для меня, понимаешь? Я привыкла жить своей жизнью, полагаться лишь на себя… Мне не по душе изменения, потому что я слишком люблю себя и свою яркую жизнь. Одиночка — это про меня.
— То есть, ты хочешь сказать… — в прямом смысле слова у девушки глаза на лоб полезли от
