— Ну послушайте, — взмолился он, — вы же не лишились рассудка и не можете не понимать, что я не смею уйти и бросить вас одну, да еще в таком месте? Бога ради, что же вы предлагаете? Только не говорите, что поедете
— О нет! — с дрожью возразила она. — Он не захочет, не посмеет!
— Еще как посмеет! — поспешил разуверить ее мистер Калвер. — Поэтому если не хотите, чтобы о вашем бегстве стало всем известно, как и о том, что вас пришлось вызволять из тюрьмы, то лучше прямо сейчас вернитесь со мной домой. Не бойтесь, я ни единой душе не проболтаюсь о том, что произошло. Это не в моих интересах, можете мне поверить!
Минуту Тиффани молчала, уставившись на своего собеседника во все глаза. Мисс Трент мгновенно поняла бы, что означает это выражение на ее лице, но Лоуренс, менее знакомый с ней, оставался в неведении и с надеждой ждал объявления капитуляции.
— Если мне придется отбыть дилижансом или почтовой каретой, — произнесла она в раздумье, — никто даже и не попытается помешать мне! Я знаю это, потому что несколько девушек из моего класса приезжали в школу мисс Климпинг в дилижансе. Весьма признательна вам за предупреждение. Да, а кроме того, почтовые кареты разъезжают по ночам, поэтому мне незачем соваться в почтовую контору. Скажите, если вас не затруднит, — сколько стоит билет?
— Затруднит, так как я не знаю, да это и не важно, потому что не намерен позволить вам отправиться в Лондон дилижансом или в почтовой карете.
Тиффани встала и принялась натягивать перчатки.
— Вот как? Только вы не сможете мне воспрепятствовать. Я знаю, что мне делать. А если предпримете хотя бы попытку — ну, например, как сейчас, загородив дверь… откройте ее немедленно и выпустите меня, не то я позову на помощь, а когда сбегутся люди, скажу, что вы ко мне приставали!
— И это при том, что вы прибыли со мной в открытом экипаже на виду у всех и зашли со мной в отдельный кабинет, веселая, как птичка? Не слишком ли для наивной девушки, вам не кажется, маленькая лгунья?
— О, я заявлю во всеуслышание, что вы меня обманули! Скажу, что мне ничего не было известно о ваших намерениях, пока… пока вы не попытались применить силу.
Люуренс отодвинулся от двери, потому что казалось более чем вероятным, что она не замедлит выполнить свою угрозу. И хотя оставалась возможность объяснить тем, кто примчится на выручку Тиффани, подлинное положение вещей, его это не устраивало. Сама мысль оказаться невольным участником столь вульгарной сцепы приводила Лоуренса в дрожь, но еще больше он опасался, что ему просто-напросто не поверят. Во всяком случае, он сам на их месте ни за что не поверил бы в столь невероятную историю. Нельзя было сбрасывать со счетов и то, что все обстоятельства говорили в пользу Тиффани: ее юность, впечатляющая красота и снятый им отдельный кабинет. Взвесив все «за» и «против», он постарался сказать миролюбиво:
— Не стоит взбивать пыль копытами! Я не препятствую вам. Но дело в том, что проезд в почтовой карете стоит дорого, а я не стану даже скрывать, что в моем кошельке не наберется и двух гиней.
— Тогда я отправлюсь дилижансом. Или даже на попутных телегах, — упрямо возразила Тиффани, вздернув подбородок.
— Попутки вас не возьмут, — охладил ее пыл Лоурепс. — Конечно, остается дилижанс, но он плетется со всеми остановками, и скорость у него черепашья. Догнать его — пара пустяков! Ничто не придется так по нраву вашему кузену, как пуститься вдогонку на своем фаэтоне.
— Ну это вряд ли! Откуда ему знать, куда я уехала? Разве только вы ему скажете, но на такое предательство вы уж точно не способны!
— Дудки! Это первое, что я сделаю. Выложу все на блюдечке, будь я проклят!
— Почему? — потребовала объяснений Тиффани. — Вас не волнует, что станется со мной?
— Волнует, но куда больше беспокоит моя собственная судьба.
Смутное опасение, что она встретила достойного соперника, шевельнулось в голове девушки. Тиффани смотрела на Лоуреиса со смешанным чувством негодования и невольной симпатии, испытывая раздражение, что он не принимает в расчет ничьих интересов, кроме своих собственных, и вместе с тем полностью принимала и разделяла его точку зрения. Выдержав паузу, во время которой Тиффани поразмышляла, она медленно произнесла:
— Вас пугает, что люди осудят ваше поведение? Понятно! Но ведь вы же не откажетесь помочь мне, если никто ничего не узнает, не так ли?
— Вот только шила в мешке не утаишь, поэтому…
— Нет, ничего подобного! Я придумала план, который не даст осечки. Вы должны будете сказать, что я вас обманула.
— Могу так сказать хоть сейчас!
— И все будет выглядеть очень правдоподобно. Расскажите, что я отправилась к портнихе, а вы ждали, ждали, ждали, но я так и не вернулась, потом где только меня не искали, но так и не нашли, а теперь теряетесь в догадках, что могло со мной случиться?
— А посему вернулся в Брум-Холл, а по пути заглянул в Стаплс, чтобы порадовать мисс Трент, что я потерял вас в Лидсе?
— Да! — весело согласилась она. — А к этому времени я уже буду вне пределов досягаемости. Я выбрала почтовую карету и знаю, как оплатить проезд — продам мой жемчуг. Или вы думаете, что его лучше заложить? Мне известно, как это делается. Когда я была еще в школе, в Бате, Мостин Гарроуби — мой первый поклонник, хотя он был для меня слишком молод, — как-то раз заложил свои часы, чтобы взять меня с собой на ночное празднество в Сидней-Гардеис.
— Уж не хотите ли вы сказать мне, что вам позволяли посещать публичные празднества? — поинтересовался Лоуренс с недоверием.
— Вовсе нет! Естественно, приходилось ждать, пока все заснут. Мисс Климпинг до сих пор ничего не знает.
Подобное безыскусное признание заставило Лоуренса в душе содрогнуться. До него наконец дошло, что мисс Вилд сделана из более неподатливого материала, нежели он предполагал, и любые надежды поколебать ее или заставить отказаться от задуманного путешествия в Лондон ссылками на приличия или возможность огласки, по всей вероятности, обречены на провал. Соображения морали для этой девушки пустой звук, коли ей хватало дерзости убегать по ночам из школы, чтобы посещать публичные празднества в компании зеленого юнца без гроша в кармане.
— Ну, так что вы посоветуете? — требовательно поинтересовалась Тиффани, расстегивая нитку жемчуга на шее.
Он в нерешительности оттопырил нижнюю губу, но так как она, пожав плечами, повернулась к двери, поспешно предложил:
— Эй, отдайте-ка его мне! Если вы уж так решительно настроились на Лондон, я, так и быть, заложу для вас жемчуг.
Она помедлила, подозрительно сверля Лоуренса глазами.
— Я сама с этим справлюсь. Благодарю вас!
— Нет, и вы чертовски хорошо знаете, что не справитесь, — сердито возразил он. — Уж не думаете ли, что я смотаюсь с вашим жемчугом? Или все же так думаете?
— Нет, но… Хотя меня и ничуточки не удивило бы, если бы вы галопом тут же унеслись бы в Стаплс! Впрочем, должна признаться, если бы могла довериться вам… Ох, знаю! Я отправляюсь вместе с вами к ростовщику. А потом мы вместе найдем почту, узнаем, когда отходит из Лидса карета, и…
