прибывали разведчики с единственной новостью: герцог идет с войском, и причем очень быстро.
Аквитанец увидел, что спесь Мартеля лопнула, как проколотый пузырь, и тут же ощутил настоятельную потребность поспешить в собственные владения. Мартель громко кричал, что его предали, немножко побушевал, немножко побахвалился — и увел свои войска, когда Вильгельм был уже в полудне похода от Амбрие. Одо волей-неволей ушел вместе с ним, поэтому подошедший герцог застал лишь тлеющие лагерные костры в качестве доказательства, что враг здесь действительно был.
Но на этот раз Вильгельм не успокоился, пока не завершил двух дел, очень болезненно воспринятых графом Анжуйским: он окружил и захватил Жоффрея Майена и расширил свои границы от Амбрие на запад, до южной части Сиза. Жоффрея отослали в Руан к другому знатному заключенному — Ги, графу Понтье. Они должны были сидеть там до тех пор, пока не признают Вильгельма своим сюзереном, а Анжуец тем временем в бессильной ярости наблюдал издалека за изменением нормандской границы.
Вильгельм хотел, чтобы его новую крепость построили на высоте. Когда перед ним разложили чертежи, он вопросительно поднял брови, взглянул на Рауля, но тот только покачал головой и улыбнулся. Тогда Вильгельм обратился к Роже де Монтгомери и прямо спросил:
— Роже, будешь ли ты крепко держать ее для меня?
— Будьте уверены, сир, — твердо ответил тот.
Позже Жильбер д'Аркур набросился на Рауля, будучи не в силах сдержаться:
— Это правда? Фицосборн сказал, что герцог предлагал эту крепость тебе?
— Да, предлагал.
— Дурак зеленый! — завопил Жильбер. — Тебе она что, не нужна?
— Конечно нужна. Но он не хотел, чтобы я ее принял, сам знаешь, — спокойно ответил Рауль. — Что мне делать с пограничной крепостью? Разве эта работа для меня?
— Умный человек не задавал бы таких вопросов.
Рауль рассмеялся и озорно сказал:
— Успокойся, герцог может использовать меня с большей пользой для дела, чем отослать командовать в захолустной приграничной крепости.
— О, кишки Господни, ну, ты и зазнался, мистер Негнущаяся Шея!
Скрестив руки за головой, Рауль покачался на стуле и лениво ответил:
— Знаешь, люди зовут меня Стражем.
Это было совершеннейшей правдой, но, как Рауль и предполагал, в очередной раз взбесило Жильбера, и он вылетел вон, бормоча про себя, что брат метит слишком высоко.
Монтгомери в честь своей жены назвал новую крепость Ла-Роше-Мабиль и немедленно принял командование. Глядя на юг, в туманную даль, которая скрывала графа Анжуйского, герцог с коротким смешком предложил:
— Роже, если этот пустомеля появится, когда я повернусь спиной, пришли мне его голову в качестве новогоднего подарка.
Но, казалось, Анжуец исчерпал свое желание маршировать туда-сюда. О нем еще долгое время ничего не было слышно.
Что касается герцога, то он вновь вернулся в Нормандию и поспел в Руан как раз тогда, когда звонили колокола в честь рождения его дочери Аделизы.
По случаю такого события был устроен пир, а весь двор любовался представлениями мимов и турниром. Вильгельм произвел Влнота Годвинсона в рыцари и дал коней его людям. Он бы посвятил в рыцари и Эдгара, но Рауль не посоветовал ему делать этого. Эдгар сражался на турнире с нормандцами так, как они его учили, его глаза блестели от получаемого в сражении удовольствия, но Раулю казалось, что он не примет посвящения в рыцари от нормандской руки.
Когда Эдгар вернулся с очередной схватки, разгоряченный, раскрасневшийся, победоносный, он от всего сердца пожелал:
— Как бы мне хотелось, чтобы дома, в Англии, устраивались такие же сражения! Чувствовать под собой хорошего коня, а в руке копье — эх, вот этому я рад был научиться! Хочу пойти в бой, как вы.
Рауль посмотрел, как его друг до дна осушил большой рог с вином.
— Ты что, никогда не ходил в бой? — спросил он.
Эдгар отложил рог и принялся вытирать потные лицо и шею.
— Нет, мы не скачем на жеребцах, как это делаете вы. И у нас секиры вместо копий. — Он помолчал, возбуждение понемногу улеглось. — Но секиры — оружие получше прочих.
— Не верится, — ответил Рауль, желая подначить друга.
— Конечно лучше! Знаешь, я могу ею снести голову твоему Бланшфлауеру одним ударом!
— Грубое, варварское оружие, — пробормотал Рауль.
— Лучше помолись, чтобы никогда с ним не повстречаться, — угрюмо парировал Эдгар.
При этих словах оба замолчали, испытывая какую-то неловкость. Рауль не смотрел на друга и у него не было никакого желания ему возражать. Эдгар подхватил его под руку и потащил за собой ко дворцу.
— Не знаю, зачем я это сделал. Может быть, такое никогда больше не случится. Мой отец пишет, что король послал за Этелингом с просьбой приехать в Англию, поэтому, наверное, корона достанется ему, а не моему и не твоему господину.
— Этелинг? Дай-то Бог, чтобы Эдвард назвал наследником его! — немного приободрился Рауль и сжал руку саксонца. — Иначе… мое копье поднимется против твоей сестры… — Его голос прервался.
— Понимаю, — ответил Эдгар. — Разве не об этом же я говорил, когда четыре года назад приехал в Нормандию? Знаешь, я надеюсь, до такого не дойдет.
— Не дойдет, если Эдвард выберет Этелинга. Эдгар, неужели прошло уже четыре года?
— Да, целых четыре года! — подтвердил саксонец, и его губы искривила презрительная гримаса. — Я уже начинаю чувствовать себя здесь дома, как Влнот или Хакон.
Рауль остановился, будто оглушенный пришедшей в голову мыслью.
— Эдгар, ты говоришь правду?
Тот пожал плечами.
— Мне иногда самому кажется, что я — нормандец. Я дерусь с вами на турнирах, говорю на вашем языке, живу вместе с вами, завел среди вас друзей, переживаю, что не могу пойти с вами на войну, радуюсь, что ваш герцог изгнал французов…
— Я и не подозревал, что ты именно так все воспринимаешь, — прервал его Рауль. — Я подумал… Эдгар, герцог хотел посвятить тебя в рыцари, но я сказал, что ты не захочешь этого. Может быть, переговорить с ним?
— Благодарю герцога Вильгельма, — последовал немедленный ответ. — Но я никогда не приму посвящение от его руки. Я предан Гарольду.
Эдгар спохватился вдруг, что все это звучит несколько невежливо и добавил более покорным тоном:
— Это не потому, что мне не нравится сам герцог, ты понимаешь, я не о том…
— Понимаю, — ответил Рауль. — Я бы и сам ответил так же. Но все же тебе ведь не нравится Вильгельм, правда?
Какое-то время казалось, что Эдгар не захочет ответить, но он все же прервал молчание первым:
— Нет, не нравится… Знаешь… конечно, я не могу не восхищаться им, — ведь все восхищаются. Но что ему до того, нравится что-то человеку или нет? Преданностью он может управлять, к послушанию принудит, но любовь… О нет, ее он не ищет!
— Может быть, ты просто его еще плохо знаешь, — решил Рауль.
Эдгар взглянул на друга со скрытой улыбкой:
— Как ты думаешь, Рауль, знает хоть кто-нибудь, какой он на самом деле?
Поскольку тот молчал, саксонец продолжил:
— Согласен, он очень добр к друзьям, но я никогда не видел, чтобы он попробовал завоевать любовь человека, как это делает… — Он прервался.
— Как это делает Гарольд, — закончил фразу Рауль.
— Да, — согласился Эдгар, — он. Я подумал именно о нем. Его любят все, но никто не любит
