соскользнул со спины Версерея и увидел, как герцог, окруженный чужаками, идет к входу во дворец. Предчувствие стало настолько острым, что юноша почти бегом бросился за герцогом в абсурдном желании убедить его не останавливаться в этом сером мрачном городе с кривыми улочками и предательскими закоулками. Он поборол в себе внезапный импульс, и в тот же момент верхом на муле появился Гале, понимающе усмехаясь, будто зная о терзающих юношу подозрениях.
— Дурак, ты зачем следуешь за мной по пятам? — возмутился Рауль.
Шут сполз со спины мула.
— Ну, тогда я — это что-то вроде твоей совести, кузен, а значит, еще более глуп, чем представлял раньше. Где мой братец Вильгельм? — Он увидел герцога при входе во дворец и пронзительно захихикал. — Отгадай загадку, кузен Рауль: кто вон из тех волк, а кто — ягненок?
Злобная гримаса исказила лицо шута, когда он кивнул на группу людей, окружавших герцога.
— Ах, что у меня за умненький мальчик! — воскликнула твоя матушка, когда ты попытался схватить рукой огонек свечи. Братец Рауль, братец Рауль, ты что, никогда не слышал о волке, натянувшем на себя овечью шкуру? — Он ткнул юношу жезлом под ребро и побрел следом за герцогом, сотрясаемый взрывами каркающего хохота.
На одну эту ночь свиту герцога разместили во дворце Байе. После ужина столы на козлах убрали, на полу разложили соломенные тюфяки, и все, кроме знатных лордов, улеглись на них спать. Рожковые светильники у подножия лестницы слабо освещали нижние ступеньки. Там, где лежал Рауль, на пол падал лишь отсвет затухающего пламени камина.
Пробудившись среди ночи от тревожного сна, он увидел тень человека на ступеньках и осторожно приподнялся. В тусклом свете можно было разглядеть изгиб плеча и очертания головы человека, примостившегося на свернутом плаще. Кто-то похрапывал в глубине зала. Сосед Рауля вытянулся на своем тюфяке, бормоча и вздыхая. Тень на лестнице вновь шевельнулась, и в мерцании светильников удалось разглядеть лицо шута, который, скорчившись, сидел у стены, поблескивая отнюдь не сонными глазами.
Рауль, одетый в рубашку и штаны, отбросил покрывавший его плащ и осторожно поднялся. Он бесшумно прокрался через зал, осторожно нащупывая ногой путь, чтобы не наступить на кого-нибудь из спящих, и при этом ухитрился никого не разбудить.
Гале шепотом приветствовал его:
— Что, братец, тюфяк жестковат?
Рауль мрачно посмотрел на него.
— Почему ты бодрствуешь? Или твой тюфяк настолько жесток, что и уснуть нельзя?
— Нет-нет, Гале хороший песик, — ответил шут. Он обхватил свое тело длинными руками и взглянул на Рауля с грустным и одновременно проказливым выражением.
Юноша обернулся, будто ожидая, что за ним кто-то стоит, затем нагнулся и прошептал шуту прямо в ухо:
— Говори! Чего ты боишься?
Гале улыбнулся, отшатнувшись от него.
— Не тебя, братец. — Он коснулся колена Рауля своей погремушкой. — Возьми мой жезл, дурачок. «Не буду бояться теней», — проблеял козел, увидев притаившегося в чаще волка.
Рауль схватил шута за плечо и встряхнул.
— Говори, дурак! Какая грозит опасность?
Шут закатил глаза и высунул язык.
— Ой-ой-ой! Не вытрясай остатки мозгов из бедняжки Гале! Иди и спи, братец: какая опасность может грозить такому ласковому теленочку, как ты?
— Никакая. Но ты что-то знаешь. Кто злоумышляет против герцога?
Шут издевательски усмехнулся.
— Жил, братец, однажды в парке знатного лорда павлин, а поскольку люди постоянно восхищались красотой его хвоста, то он зазнался, и в своей глупости вообразил, что может выгнать хозяина и править парком сам.
Рауль нетерпеливо кивнул.
— Пустые разговоры, дурак. Вся Нормандия знает, что Бургундец считает себя великим. И больше ничего?
Гале искоса взглянул на него.
— Заговоры, заговоры, братец, — темные это делишки, — загадочно произнес он.
Юноша посмотрел наверх.
— Ты что, не можешь предостеречь его от опасности? Ты, сидящий у его ног?
Шут безрадостно усмехнулся, показав свои лошадиные зубы.
— Ты пробовал, братец, когда-нибудь посоветовать цапле, чтобы она опасалась ястреба?
— Цапле не нужны предостережения, — насупившись, ответил Рауль.
— Да-да, мой бедный Вильгельм — это мудрая цапля, — прокаркал Гале и принялся с полубезумным видом играть своими пальцами. — Но у него кривой клюв. А у цапли такой может быть, а, кузен Рауль?
— Меня уже тошнит от твоих загадок, — сказал юноша и поднялся, передернув в ознобе плечами от холодного ночного воздуха, пробравшегося под рубашку. — Знай себе, сторожи. Но помни: четыре глаза видят больше, чем два.
Он пробрался обратно к своему тюфяку и принялся одеваться. Металл кольчуги звякнул, когда он натягивал ее через голову, и спящий сосед повернулся, что-то пробормотав сквозь сон. Рауль одел перевязи поверх штанов и закрепил пряжкой свой меч. Когда он на этот раз пробирался к лестнице, то был уже полностью, вплоть до шлема, экипирован.
— Что за храбрый рыцарь к нам идет! — фыркнул Гале и посторонился, чтобы Рауль мог пройти мимо. — Вильгельм, брат мой, тебя прекрасно охраняют. — Он посмотрел на поднимающегося вверх юношу. — Спи спокойно, Вильгельм, у твоего нового сторожевого пса чуткий нос.
Прокравшийся в замок рассвет осветил лежащих на полу рыцарей, обмякшие во сне грубые лица и мечи, брошенные прямо около соломенных тюфяков. На лестнице скорчился шут, он беспокойно дремал, положив голову на руки. Около закрытой двери, выходящей на верхнюю галерею, стоял юный рыцарь, держа в руках обнаженный меч. Он стоял очень тихо, но когда до его слуха донесся снизу легкий шум, он внимательно прислушался, а пальцы крепче сжали эфес.
С восходом солнца тишину нарушили новые звуки. Повара начали свои кухонные дела, а извне доносился шум пробуждающегося города.
Со вздохом потянувшись, чтобы размять онемевшее тело, Рауль оставил свой пост. Внизу, в зале, все еще спали, но Гале уже проснулся и одобрительно похлопал юношу по спине:
— Рауль — хороший песик! — фыркнул он. — Бросит ли хозяин Вильгельм косточку своим двум собачкам?
Рауль зевнул и потер глаза.
— Слушай, дурак, сейчас, при свете дня, я спрашиваю сам себя: неужто я тоже поглупел? — сказал он и спустился в освещенный солнцем зал.
На второй день пути кавалькада свернула к западу вдоль берега, пока не перешла вброд реки, отделяющие Бессен от Котантена. Дальнейший путь вел на север, по диким местам, через бескрайний лесной массив. На каждом встречающемся холме виднелись крепости, причем любая могла служить угрозой миру в Нормандии. Эти земли и люди на них казались недружелюбными и были вовсе не похожи на родную провинцию Рауля — Эвресан.
Замок Валонь стоял на краю леса. Покои, отведенные герцогу, были едва чем-то большим, нежели простым охотничьим домиком, ничем не украшенным и для всех легко доступным. Кроме зала, в нем оказалось еще две комнаты на верхнем этаже, а за главным зданием, в примитивном внутреннем дворе, стояли несколько полуразвалившихся деревянных домишек. В одном из них разместили охрану, другое заняли повара, кухонные служки, лакеи и егеря. Был еще и третий, побольше, в котором сделали конюшню для скакунов. Менее удачливые разместили своих коней прямо под соломенным навесом. Среди них оказался и конь Рауля — Версерей. Как и в Байе, рыцари превратили зал главного здания в спальню, но Рауль, чья подозрительность отнюдь не была успокоена тем, что он видел вокруг, урывал сколько мог сна днем, а вечером, когда факелы гасли и все засыпали, занимал свой сторожевой пост у дверей герцога, где и
