прошу вас! Мы ехали в Париж, и на нас напали разбойники.
[98]– Гром и молния! – сказал Руперт по-английски. – По-твоему, я показал бы спину каким-то чумазым грабителям? Придумай другую сказочку, Бога ради!
Хозяин обхватил милорда за пояс и снял с седла. Леони соскользнула на землю и замерла, пряча волнение.
– Mon Dieu, какая удача, что вы спаслись, – сказал хозяин. – Уж эти разбойники. Эктор! Бери господина за ноги и помоги мне отнести его в комнату для проезжающих.
– Дьявол тебя побери, оставь мои ноги в покое! – выругался Руперт. – Я… я сам дойду.
Но хозяин, человек практичный, увидел, что он вот-вот потеряет сознание, и без лишних церемоний отнес его в комнатку под крышей. Вместе с конюхом они уложили раненого на кровать. Леони упала на колени у изголовья.
– Он ранен смертельно! – вскричала она. – Помогите мне снять с него кафтан!
Руперт открыл глаза.
– Вздор! – сказал он и потерял сознание.
– А, англичанин! – воскликнул хозяин, возясь с тесным кафтаном.
– Английский милорд, – поправила Леони. – Я его паж.
– Tiens! Сразу видно, что он знатный господин. Ох, испортить такой дорогой кафтан! А рубашку придется разорвать.
Что он и сделал, а потом, перевернув милорда на бок, осмотрел рану.
– Да, тут нужен лекарь, bien sыr![99] Эктор съездит за ним в Гавр. Уж эти мне разбойники!
Леони тем временем зажимала рану, стараясь остановить кровь.
– Да, и поскорее! – Она вздрогнула; – Да, но в Гавр! Он… они погонятся за нами туда! – Она обернулась к хозяину. – Пусть Эктор ни слова о нас не говорит, если его начнут расспрашивать!
– Нет, нет, они не осмелятся! Разбойники держатся от городов подальше, мальчик.
– Но они… они не… не разбойники, – краснея, призналась Леони. – И на самом деле я не паж лорда Руперта.
– Э? Как так? —спросил хозяин, настораживаясь.
– Я… я девушка, – сказала Леони. – Воспитанница английского герцога Эйвонского, а… а лорд Руперт его брат.
Хозяин посмотрел на Руперта, потом на нее и нахмурился.
– Ах, так! Понимаю, вы убежали, чтобы пожениться. Так вот, мадемуазель, я не согласен.
– Да нет же! – вскричала Леони. – Это… это мужчина, который за нами гонится, украл меня из дома монсеньера герцога, одурманил, привез во Францию и, наверное, убил бы меня. Но милорд Руперт поспел вовремя, а у кареты отвалилось колесо, и я выбралась из нее и бежала, бежала, бежала! Тут подъехал милорд, а тот, кто меня украл, выстрелил в него и… и все.
Хозяин смотрел на нее весьма недоверчиво.
– Послушайте, какую сказку вы мне плетете?
– Это чистая правда, – вздохнула Леони, – и когда приедет монсеньор, вы увидите, что все так и есть. Но помогите нам, прошу вас!
Хозяин не устоял перед этими огромными умоляющими глазами.
– Ну-ну! – сказал он. – Вы здесь в безопасности, а Эктор умеет держать язык за зубами.
– И вы не позволите… этому человеку… добраться до нас?
Хозяин надул щеки.
– Это мой дом, – объявил он. – И я говорю, что вы тут в безопасности. Эктор съездит в Гавр за доктором, ну а эти россказни про герцогов!.. – Он снисходительно покачал головой и послал таращившую глаза служанку за своей супругой и полотном.
Хозяйка гостиницы тут же явилась. В дородстве она почти не уступала мужу, но при этом сохранила миловидность. Мадам взглянула на Руперта и принялась сыпать распоряжениями, уже раздирая полотно на бинты. Она ничего не желала слушать, пока не перебинтовала его рану.
– Нй, 1е bеаu[100]! – сказала она. – Какое злодейство! – Она приложила пухлый палец к губам и, колыхаясь, выпрямилась, а вторую руку уперла в бок. – Его надо раздеть, – решила она. – Жан, найди-ка рубашку!
– Марта, – вмешался ее муж, – этот мальчик—барышня.
– Quel horreur![101] – благодушно отозвалась мадам. – Да, надо раздеть его, le pauvre! —Она обернулась и изгнала из комнаты любопытную служанку вместе с Леони, захлопнув за ними дверь.
Леони спустилась по лестнице и вышла во двор. Эктор уже скакал в Гавр, и вокруг него не было ни души. Леони опустилась на скамейку под кухонным окном и заплакала.
– А, ба! – безжалостно ругала она себя. – Bкte! Imbйcile! Lвche![102]
Но слезы продолжали струиться. И когда мадам выплыла во двор, ее взгляд упал на поникшую фигурку и мокрое лицо.
Мадам уже выслушала всю странную историю' из уст мужа и теперь в праведном негодовании уперла руки в боки и принялась отчитывать Леони:
– Это постыдно, мадемуазель! И я хочу, чтобы вы запомнили! Мы… – Она умолкла и подошла поближе. – Ну-ну, та petite! He надо плакать! Tais-toi, mon chou![103] Все будет хорошо, поверь мадам Марте!
Леони утонула в пышных объятиях, и вскоре хриплый голосок произнес:
– Я вовсе не плачу!
Мадам заколыхалась от сдобного смеха.
– Не плачу! – Леони высвободилась и села прямо. – Но только я очень несчастна и хотела бы, чтобы монсеньор был сейчас тут, потому что этот человек, конечно, найдет нас, а Руперт почти покойник!
– Так, значит, правда есть какой-то герцог? – осведомилась мадам.
– Да, правда, – ответила Леони с негодованием. – Я никогда не лгу!
– Английский герцог, alors![104] Но они такие необузданные, эти англичане! Но ты, ты же француженка, деточка?
– Да, – ответила Леони. – Только я очень устала и не могу больше разговаривать.
– Это я идиотка! – вскричала мадам. – Ты сейчас же ляжешь в постель, топ аngе[105], а я принесу тебе горячего бульона с куриным крылышком. То, что надо, э?
– Да, пожалуйста, – ответила Леони. – Но как же милорд Руперт? Я боюсь, что он умрет.
– Глупышка! – попеняла ей мадам. – Говорю тебе, с ним все будет хорошо. Пустяки. Потерял немного крови, ослабел – вот и все. Скорее ты вот-вот умрешь от усталости. Ну-ка, идем со мной.
И Леони, измученная ужасом и напряжением последних двух дней, была уложена в чистую мягкую постель, накормлена, утешена и скоро погрузилась в сон.
Разбудили ее лучи утреннего солнца, лившиеся в окошко, и шум, доносившийся с улицы внизу. В дверях стояла мадам и улыбалась ей.
Она села на кровати, протирая глаза.
– Как так? – сказала она. – Уже утро! Я так долго спала?
– О, мне очень хорошо, – сказала Леони и отбросила одеяло. – Но Руперт… лекарь?..
– Doucement, doucement[106], разве я не говорила, что это пустяк? Лекарь приехал, когда ты уже спала, деточка, и через минутку пуля была вынута, и, по милости Божьей, все обошлось. Милорд сидит, опираясь на подушки, и требует завтрак и тебя. – Мадам засмеялась. – А когда я приношу ему крепкий бульон, он срывает с головы парик и требует сырого мяса, как они едят в Англии. Dйpкches-toi, mon enfant[107].
Двадцать минут спустя Леони впорхнула в комнату Руперта и увидела, что раненый герой сидит, обложенный подушками, довольно бледный, но в остальном такой же, как всегда.
– А, сорвиголова! Где мы, гром и молния? Леони покачала головой.
