язвительным описанием того, что он назвал «переполохом в курятнике вигов». Маркиз доставил удовольствие обеим дамам, и, если его двусмысленные замечания, приводившие в восторг Серену, были непонятны Фанни или если речь заходила о приезде мистера Коннинга из Лиссабона, вдова бралась за свои пяльцы и радовалась тому, что у Серены сегодня приподнятое настроение. Такие фразы, как «весьма удобно снаряжать целый фрегат ради прихотей одного человека!» или «этому нет прецедентов», невольно напоминали Фанни о скучнейших вечерах в Милверли или на Гросвенор-сквер, где ей приходилось напрягать все свои силы, чтобы понять подобные беседы. Теперь это было не обязательно, и она благодарила судьбу за такой подарок.
Но вскоре разговор снова привлек ее внимание, потому что перешел с деспотического поведения какого-то Фердинанда на более интересную тему. Ротерхэм спросил у Серены, кто сейчас приезжает в Бат.
— Дорогой Айво! В начале лондонского сезона? Да никто, кроме старых нерях.
Фанни было запротестовала, что Серена чересчур сурова, однако та засмеялась и покачала головой:
— Генерал Крик, старая леди Скин, миссис Пьоцци, мадам д'Арбле со своей свитой, миссис Холройд, миссис Фрэнсез, мисс Боудлер… Мне продолжать?
— Да нет, достаточно. Я-то надеялся, что вы здесь нашли себе более интересную компанию.
— Так оно и есть, — улыбнулась молодая женщина.
— Не нравится мне твоя улыбка, — сухо заметил Ротерхэм. — И кто же это?
— Когда-нибудь скажу. А сейчас я смыкаю свои уста, — с наигранной торжественностью провозгласила она.
— Значит, ты уверена, что я не одобрю твой выбор.
— Может быть. Хотя, скорее всего, одобришь. Да и в любом случае это не твое дело! — Она озорно взглянула на Фанни и добавила: — Я нахожу это знакомство интересным.
— А леди Спенборо тоже так считает?
— У Фанни такие высокие идеалы! Кроме того, она ведь моя мачеха и поэтому считает своим долгом присматривать за мной.
— Перестань, Серена…
— Не завидую ей. Я не удовлетворю твое любопытство и не раскрою тайну. Но мне бы хотелось знать, зачем ты здесь.
— Пожалуйста. Здесь нет никакой тайны, и я могу без опаски все тебе рассказать, правда, считаю, что сейчас это вряд ли стоит делать.
Он посмотрел на Серену, нахмурившись, и ничего не сказал. Та перевела разговор, и эта тема снова всплыла, только когда Ротерхэм стал прощаться. Серена выбежала из комнаты, чтобы принести письмо, которое маркиз должен был послать по почте за свой счет, и он обратился к Фанни:
— Не позволяйте ей ввязаться в какую-нибудь историю. Конечно, вы не в силах остановить ее — я знаю, как она упряма.
— Вы ошибаетесь! — уверила Ротерхэма Фанни. Тот посмотрел на нее недоверчиво, но не успел ничего сказать, так как в этот миг появилась Серена.
— Вот письмо. — Она положила конверт на письменный стол и открыла крышку чернильницы. — Кузина Флоренс будет благодарна тебе за то, что ты сэкономил ей по меньшей мере шесть пенсов.
Ротерхэм взял перо, которое молодая женщина протянула ему, и окунул его в чернила.
— Может быть, я заберу его с собой в Лондон и опущу там в почтовый ящик?
— Как угодно. Но мне бы хотелось, чтобы ты подольше погостил в Бате.
— Зачем? Чтобы познакомиться с твоим инкогнито? — спросил он, написав на уголке письма свое имя. Серена рассмеялась:
— Нет. Хотя мне и хочется представить тебя этому незнакомцу. Да и просто покататься с тобой верхом. Ты никогда не считал, что ограда слишком высока для меня, и не просил меня быть поосторожней.
— Думаю, в седле ты сама способна о себе позаботиться.
— Вот это похвала!
Ротерхэм улыбнулся:
— Я никогда не отрицал, что ты прекрасная наездница, Серена. И мне бы хотелось остаться, однако это невозможно. Проклятый бал висит над моей головой.
— Какой такой бал?
— А разве я тебе не говорил? Меня смогли убедить, что мой долг — предоставить Ротерхэм-Хаус в распоряжение Корделии, чтобы она с наибольшей помпезностью смогла вывезти в свет то ли Сару, то ли Сьюзен, или как там ее зовут. Сначала меня не поколебали ее стенания. Но когда к жалобам Корделии прибавились колкие тирады Августы, я сдался и готов был устроить десяток балов, только чтобы эта парочка умолкла.
— Боже мой! Клянусь, это удивительно добрый поступок с твоей стороны, Айво! — изумилась Серена.
— Я тоже так считаю.
С этими словами Ротерхэм откланялся, и женщины принялись восхищенно обсуждать этот новый и неожиданный поворот событий. Фанни сказала, что никогда бы не поверила в способность маркиза так много сделать для своих несчастных воспитанниц, а Серена заявила:
— Конечно, я и представить себе не могла, что он устроит бал для Сьюзен. Хотя иногда я подозреваю, что Ротерхэм делает для них гораздо больше, чем говорит об этом вслух.
— Сомневаюсь. Откуда ты это взяла?
— Мне это пришло в голову, когда миссис Монксли пожаловалась, что он настоял на том, чтобы отослать мальчиков учиться в Итон, потому что именно там получил образование их отец. Ротерхэм ни за что не заставил бы ее сделать это, пока не заверил, что сам будет платить за их обучение. Ты только представь, во что это ему обойдется! Трое сыновей, Фанни! Да еще Джерард в Кембридже! Я убеждена, что миссис Монксли не смогла бы осилить такие расходы, даже если бы у нее были способности к правильному ведению хозяйства. А их у этой дамы нет.
Ошеломленная Фанни произнесла лишь невнятное «да…».
— Хотя это не так уж и замечательно, — усмехнулась Серена. — Вряд ли тебе стоит — а я вижу, ты уже собираешься, — менять о нем мнение. Ротерхэм настолько богат, что смог бы заплатить за обучение дюжины ребятишек и не заметить этого. А вот я действительно заблуждалась относительно него. И поняла это, когда увидела, что он в какой-то мере добр к своим подопечным.
— Если маркиз устраивает большой бал для Сьюзен, это означает, что он исключительно добр! — с жаром воскликнула Фанни.
За исключением нескольких официальных сообщений в лондонских газетах, они ничего не узнали о предстоящем бале, пока не пришло очередное письмо от леди Терезы. Та взяла с собой на бал свою третью дочь, но, кажется, осталась не слишком довольна, несмотря на множество комплиментов, полученных по поводу красоты Клариссы, которую беспрерывно приглашали на танец. Если леди Тереза и испытала какое- то удовлетворение от бала, оно было испорчено зрелищем Корделии Монксли, стоявшей на парадной лестнице в страшном красно-коричневом платье и принимавшей гостей. Леди Тереза никак не могла избавиться от мысли, что там вполне могла бы стоять Серена (разумеется, не в таком наряде), если бы не ее каприз. Более того, если бы дочь графа Спенборо была хозяйкой этого вечера, можно было надеяться, что общество подобралось бы более изысканное. Леди Тереза была просто не в состоянии понять, что побудило Ротерхэма дать карт-бланш Корделии Монксли, а в том, что это его рук дело, не приходилось сомневаться. Если бы кто-нибудь сказал ей, что она доживет до того дня, когда «эта Лейлхэм» вторгнется в Ротерхэм-Хаус (эти слова были подчеркнуты жирной чертой), она расхохоталась бы ему в лицо. Однако это произошло! И если бы Серена увидела, как «эта Лейлхэм» просто навязывала всем приемлемым холостякам свою малышку дочь и к тому же приставала к каждому знатному гостю, присутствовавшему на балу, она бы наконец пожалела о собственной капризности, упрямстве и беспечности.
— Ну и ну! — прокомментировала Серена, наслаждаясь этим страстным посланием. — Интересно, что бы сказала по этому поводу миссис Флур? Что до меня, то я не могу не восхищаться стратегическими талантами «этой Лейлхэм». Ворваться в крепость Ротерхэмов — это на самом деле нечто! Как же, должно быть,
