— О Боже, что же мне делать? Как ты мог, Джерард?
— Но я же сказал тебе, что делать! Тебе следует решительно отказаться от помолвки. И хотя сначала тебе будет немного неприятно, ни Ротерхэм, ни твоя мама не смогут принудить тебя сдаться. Запомни это! Конечно, будет плохо, если ты откроешь им, что помолвлена со мной. Самое противное, что я еще несовершеннолетний! Если бы мне уже был двадцать один год и если бы Ротерхэм не имел надо мной юридической власти, я бы непременно остался здесь с тобой и не позволил бы никому ругать или запугивать тебя. Но скоро все это кончится, любимая, и мы поженимся.
Однако Эмили, явно бывшая не в восторге от подобной перспективы, принялась умолять Джерарда отвести ее назад к бабушке и объявила, что она не способна сразу же, не обдумав все хорошенько, решить, что делать дальше. Она была очень взволнована, и юноша понял, что сейчас просто бесполезно добиваться от нее немедленного обещания. Он считал свой план безукоризненным, правда, он знал также, что женщин часто пугают неожиданности, не говоря уж о том, что, не обладая высоким интеллектом, они не способны сразу уловить все аспекты проблемы. Поэтому Джерард ободряюще сказал, что Эмили должна подумать над его словами и на следующий день сообщить ему о результатах своих ночных размышлений. Он поинтересовался, где они завтра встретятся.
Сначала девушка склонялась к тому, что им вообще не стоит встречаться так часто, но так как Джерард настаивал, она наконец сказала:
— О Боже! Уверена, что я не должна… Я не знаю, как это сделать. Может быть, бабушка разрешит мне пойти в библиотеку Мейлер, пока она сама будет в галерее? Я часто хожу туда, потому что эта библиотека примыкает к галерее, и…
— Но мы же не сможем разговаривать в библиотеке, где полно народу! — возразил Джерард. — Знаешь что, Эмили! Ты должна притвориться, будто идешь туда обменять книгу, а сама ускользнешь в аббатство! Это совсем недалеко от библиотеки. Я буду ждать тебя там.
Глава 19
Эмили выполнила свое обещание, но тайная встреча окончилась ничем. Она пришла в аббатство перепуганная, потому что по дороге мельком увидела одну из знакомых своей бабушки и не была уверена, заметила ли та ее или нет. Напрасно Джерард уверял Эмили, что вид одинокой девушки, пересекающей короткое расстояние от галереи до аббатства, вряд ли шокирует даже самую ханжескую натуру — она никак не могла успокоиться. Тогда он завел ее в аббатство. Однако там, как и можно было предположить, было много посетителей, обозревавших красоты интерьера и предметы старины. Даже Джерард не мог утверждать, что он выбрал идеальное место для свидания. Что же касается Эмили, то она почти не слушала его и без конца озиралась, страшась увидеть еще кого-нибудь из друзей миссис Флур. В любом случае было очевидно, что девушка все еще пребывает в состоянии нерешительности, и свидание закончилось тем, что они расстались, договорившись лишь о том, что вечером встретятся в театре. Во второй половине дня в Бат должен был приехать мистер Горинг, который пригласил миссис Флур с внучкой в недавно приобретенную им ложу.
Такое вечернее развлечение идеально устраивало бабушку Эмили — не только потому, что она обожала любые спектакли, а еще и потому, что Новый театр был расположен в южной части Бофорт-сквер и она легко могла дойти туда, не пользуясь своей каретой. Когда люди удивлялись, отчего это миссис Флур решила поселиться на Бофорт-сквер, она неизменно отмечала именно это преимущество, добавляя, что в те вечера, когда приходится оставаться одной, она может просто сидеть у окна и, не опасаясь быть задавленной в толпе, наблюдать, кто в этот вечер приехал в театр.
Эмили покорно согласилась с предложением Джерарда, что ему следует купить билет в театр, хотя и не выразила никакого энтузиазма по поводу того, что ей придется принимать какое-то решение. Это было умственное упражнение, к которому она совсем не привыкла. Но мистер Монксли был настойчив, и она уступила, подумав про себя, что едва ли в театре ему представится возможность говорить с ней наедине.
Затем Эмили опять поспешила в галерею, а Джерард, который приехал в Бат совсем не готовый для длительного пребывания в этом городе, пошел покупать себе новую рубашку и несколько галстуков. Нельзя сказать, что Эмили разочаровала молодого человека, но, безусловно, ее поведение обескуражило Джерарда. С горечью он обнаружил, что в то время, как сам он вел себя с удивительной решимостью, его возлюбленная, для которой он придумал столь блестящий план, проявила такое странное равнодушие. Кроме того, Джерард надеялся сегодня к полудню уехать из Бата, и ему совсем не нравилось слоняться без дела в таком опасном месте. Ведь в любой момент Ротерхэму, не доверявшему своему воспитаннику, могла прийти в голову мысль приехать сюда просто для того, чтобы убедиться, что Джерарда нет здесь. И что тогда будет с ним и с Эмили?
И именно в тот миг, когда мистер Монксли выходил из магазина на Бонд-стрит, он имел несчастье нос к носу столкнуться с человеком, встречи с которым больше всего хотел избежать. Он услышал, как кто-то окликнул его по имени удивленным тоном, и, оглянувшись, увидел леди Серену, махавшую ему рукой, а рядом с ней — высокого мужчину с бравой выправкой. Джерарду не оставалось ничего другого, как пересечь улицу и, изобразив на лице, как он надеялся, полный восторг, направиться к ним.
— Джерард, в чем дело? — Серена протянула ему руку. — Что привело вас в Бат?
— Друг… мой друг по колледжу, мадам. Он все время упрашивал меня приехать к нему сюда. Видите ли, он живет здесь с семьей. Ну, не именно здесь, а за городом…
— Ах, вот как! И надолго вы приехали? — любезно осведомилась она.
— Нет-нет. Вообще-то я завтра уже уезжаю в Лондон. — Джерард подумал, что леди Серена, скорее всего, поразится тому, что он проехал более сотни миль только затем, чтобы провести с друзьями всего пару дней. И поэтому он тут же выдумал другого друга, живущего в Уилтшире, у которого он остановится уже на несколько недель.
Но Серена, не проявившая к этому интереса, представила мистера Монксли майору Киркби. Втроем они дошли до конца улицы, где Джерард распрощался, сказав, что ему еще нужно встретиться на Уэст-чейт- стрит со своим другом. Затем он быстро зашагал по Парсонедж-Лейн, а майор с Сереной, повернув налево, двинулись по направлению к Бридж-стрит.
— Кто этот юный бездельник? — поинтересовался Гектор.
Серена засмеялась:
— Старший воспитанник Ротерхэма. Айво — опекун всех детей своего брата и, признаюсь, очень плохой опекун. Он абсолютно не интересуется ими, а этого мальчика просто в открытую презирает и часто несправедливо недобр к нему, хотя Джерард Монксли безобиден, даже если в своих попытках выглядеть щеголем с Бонд-стрит он смотрится как банальный фат. Тебе, видно, он тоже показался именно таким.
— Да нет. Мне приходилось наблюдать множество юнцов его возраста, которые пыжились, стараясь казаться настоящими денди. Многие из них быстро избавлялись от этих глупостей. А он, по-моему, совсем не был рад встрече с нами?
— Думаешь? Видишь ли, он очень стеснительный юноша. Ты его просто испугал своим ростом и мрачным выражением лица.
— Мрачным выражением? — повторил майор с легким раздражением в голосе. — Неужели оно такое мрачное?
— Оно все время такое с тех пор, как ты вернулся в Бат. Что-нибудь неладно дома?
— Не совсем так. Просто одно утомительное дело, которым я долго не занимался. Да еще моя мать не совсем здорова, — ответил майор, цепляясь за эту выдумку. Впервые в жизни он был благодарен матери за то, что своим главным занятием та считала отыскивание в себе явных симптомов какой-то глубоко скрытой болезни.
— Мне очень жаль. — В голосе Серены прозвучало искреннее сочувствие. — Надеюсь, ничего серьезного?
— Нет, надеюсь… то есть я уверен, что нет. Сегодня утром ее должен был навестить доктор.
— Если в этом виноват Бат, то я ничуть не удивлена. Весной здесь было еще сносно, однако летом этот городок очень утомляет. Я знаю, что он плохо действует и на Фанни. Ты заметил, какой у нее изможденный вид? Фанни говорит, что эта тяжелая безветренная погода, стоящая вот уже неделю, вызывает у нее одышку. Я понимаю ее, а ты? Я и сама чувствую это. Все вокруг кажется невыносимым, все становятся вялыми и раздражительными. То есть это я становлюсь раздражительной. Фанни никогда не была такой…
