этом склоне. В прошлый раз проводник говорил нам, что даже в самый тихий и жаркий день в туннеле дует слабый ветерок.
Казалось, прошла вечность, прежде чем расстояние до каменных троллей стало заметно сокращаться. Под конец Лив совсем изнемогла. На каждом шагу она спотыкалась, то и дело приходилось обмахивать ее шляпой. Маи-маи при этом довольно хрюкал, но стоило мне перестать махать, как этот негодяй принимался визжать громче прежнего.
Каким блаженством было очутиться в темном прохладном туннеле под могучими, троллями. Подъем еще не кончился, но во всяком случае мы видели сверху, что нас никто не преследует. Сиди хоть до темноты, пусть даже проводник унес приготовленный Лив провиант— кокосовое молоко и жареные корни таро.
Из туннеля тропическая долина под нами казалась ослепительно белой в ярком свете полуденного солнца. Маи-маи мирно похрюкивал, потом и вовсе уснул на руках у Лив. Ветерок освежил и осушил кожу, и часа через два мы почувствовали, что не усидим больше. Хотелось скорее выбраться на плато. Мы вышли из туннеля на солнце и продолжали подъем.
В одном трудном месте мне, чтобы освободить руки, пришлось повесить на спину плед с завернутой в него фотокамерой и четвероногим крикуном. Вскоре поросенок притих.
— Ему там нравится, в темноте, — сказал я, радуясь, что найдено решение.
Но Лив настояла на том, чтобы заглянуть внутрь пледа. И обнаружила, что поросеночек лежит недвижимо, как на рождественском столе. Она поспешно извлекла Маи-маи из мешка, и, очнувшись, он снова принялся голосить.
Наконец мы добрались до перевала. Перед нами простиралось внутреннее плато. На последнем этапе нас догнал ветер, теперь бы только до воды добраться…
Мы пили из каждого родника и ручья на нашем пути. Первый глоток показался нам вкуснее шампанского со льда. Маи-маи разделял нашу радость. Несмотря на голод, мы не спешили спускаться в Омоа. Незачем островитянам знать, где мы находимся.
Ночь застигла нас в небольшой расщелине. Сразу стало холодно. Мы стучали зубами и мечтали о костре. Пока Лив при свете догорающей зари собирала папоротник для постели, я добывал огонь трением. Палочка почернела, запахло дымком, но и только. Когда рука совсем онемела, я сдался. Однако холод заставил меня возобновить попытку. Снова дымок… Лив тотчас подошла с трутом, но силы оставляли меня. Придется померзнуть под открытым небом… Эх, сейчас бы хоть одну спичечку! Или хотя бы огниво Теи. Мне явно попалась неподходящая древесина. Внезапно на трут упала искорка. Словно крохотная звездочка. Лив тихонько подула. И когда трут охватило живое пламя, я ощутил такую гордость, словно в моих руках была лампа Аладдина. Я был волшебником, способным разогнать окружающий мрак и сотворить тепло в холодной горной ночи. Для защиты от тысяченожек и диких псов я сделал целый круг из маленьких костров. Тем временем Лив устроила мягкую зеленую постель прямо на тропе — другого ровного места не нашлось.
Мы легли и укрылись пледом, наслаждаясь видом на миллионы медленно вращающихся над нами звезд и созвездий. Угрюмые скалы обрамляли картушку вселенского компаса.
Но Маи-маи на руках у Лив визжал так отчаянно, что не давал нам спать. Мы уже установили, что наш поросеночек женского пола, и я дал ему новое, более подходящее имя — Сирена.
В конце концов даже Лив устала от такого шумного компаньона. Я предложил привязать Сирену гденибудь за пределами слышимости. Лив согласилась, но поставила условие, чтобы невинный мучитель получил наш единственный плед: второй унес провожатый. Отойдя на изрядное расстояние, я привязал плед с завернутой в него Сиреной к большому камню. Теперь только шелест ветра нарушал ночную тишину, и мы уснули в кольце догорающих костров.
Среди ночи нас разбудил топот тяжелых копыт. Он отдавался и в воздухе, и в земле, на которой мы лежали. Костры давно потухли, я окоченел от холода, но сразу ожил, увидев при свете луны, что прямо на нас скачут две дикие лошади. С развевающимися хвостами и гривами они мчались во весь опор по тропе.
Я сел и громко закричал. Поздно. Первая лошадь не успела притормозить, но, слава богу, могучим прыжком перемахнула через нас. Вторая круто остановилась, вздыбилась и поскакала в обратную сторону.
Вскочив на ноги, мы принялись шуровать в углях и подбросили хворосту, чтобы разогнать темноту и согреться.
— Сирена, — коротко заметила Лив.
Ну, конечно. Идя по тропе, лошади разбудили поросеночка. Он завизжал и заметался в пледе этаким привидением и основательно напугал лошадей. Сам того не ведая, маленький негодяй подверг нас смертельной опасности.
На другой день голод вынудил нас сдаться. В поисках пищи мы спустились в долину Омоа. Горная тропа кончалась на мысу в конце залива, и здесь мы, к своему удивлению, застали Вилли. Он сидел с таким видом, будто дожидался нас. Мягко улыбаясь, Вилли сообщил, что второй плед и прочее имущество, которое нес наш провожатый, лежат у него в доме. Он увидел парня, когда тот спускался по тропе, и забрал вещи к себе на хранение.
Мы как-то успели забыть, что у нас в Омоа есть еще один друг Вилли был скорее европейцем, чем островитянином, и не участвовал в кознях, которые затевали против нас другие жители деревни. Однако его замкнутость и стеснительность мешали нам наладить с ним более тесные отношения.
Основательно подкрепившись тушенкой и забрав свое имущество, мы с чувством глубокой благодарности к Вилли вышли из его дома. Куда теперь податься? Решили прежде всего навестить наших старых друзей Пакеекее и Тиоти.
По дороге нас остановил фатухивец в соломенной шляпе и набедренной повязке и предложил совершить обмен. Я уступлю ему Лив, а сам получу его жену и четверых детей в придачу. Он развел руками, словно обнимая бочку, чтобы я понял, как много выиграю на обмене. И был заметно удивлен, когда мы с Лив отвергли лестное предложение.
Поспешив дальше, мы отыскали Тиоти. Он искренне обрадовался нам и нашему подарку — Сирене. Поросенок успел охрипнуть от визга, но сразу успокоился и довольно захрюкал, когда его выпустили в загон к курам.
Как обычно, Тиоти придумал для нас выход: надо дождаться, когда все уснут, и идти на белый пляж Тахаоа. Он будет подбрасывать нам еду на лодке и немедленно известит о приходе шхуны.
Как только лесистую долину окутал мрак, мы прокрались на озаренный звездами берег и побрели со своим багажом через камни у подножия скал. Дорога на Тахаоа была нам знакома.
Ночью уединенный пляж с белым коралловым песком казался еще более пустынным, чем днем. Поистине уединенный уголок: впереди — открытый океан, позади — скалистая круча. Только птицы да холоднокровные обитатели рифа чувствовали себя здесь дома. Даже в ту пору, когда остров кишел людьми, вряд ли кто-нибудь постоянно жил на узкой полоске травы между галькой и отвесными скалами, на которую без конца сыпались сверху камни. Мы не нашли ничего похожего на паэпаэ, только две высокие кокосовые пальмы да несколько маленьких деревьев, среди которых зеленел букет стеблей с большими перистыми листьями, обнимавшими гроздь тяжелых плодов папайи с дыню величиной.
Тахаоа воспринимался как некий совершенно обособленный мир. Особенно глухо и тихо было здесь ночью. Даже птицы спали. Мы остановились, глядя на отражающий звездное небо океан, и безмолвно приветствовали наш новый приют: принимай жильцов… Все наше имущество было завернуто в два пледа. Палатка, которую негде было ставить из-за камнепада, мачете, две корзинки с плодами и жареными клубнямидар наших друзей в Омоа. Наконец-то мы избавились от дурацкого табака и сладостей, источников стольких неприятностей. Сами мы не курили, а сладости привели в восторг беззубого Тиоти. Я не взял даже банок и пробирок для зоологических образцов. Тут лишь бы выжить, какая там наука.
Только мелкие волны, ласкавшие плоский риф, отозвались на наше приветствие. Покрытый тонким слоем воды коралловый барьер преграждал путь яростному прибою, предоставляя ему бесноваться вдоль внешней кромки рифа. Но мы проникли в Тахаоа с черного хода, где не было никаких стражей. И соскочив на белый песок, стали присматривать себе место для ночлега.
Когда мы в первый раз приходили сюда с Тиоти и его вахиной, я приметил маленькую пещерку, где можно было не бояться падающих сверху камней. К ней мы и направились теперь со своими узлами. Палатка тут не годилась, только пещера. Потолок из затвердевшей черной лавы, прочные стены — никакой жучок не
