местами потёрта, несмотря на то, что ещё сохранила запах армейского склада.
Офицеры, что есть — стоят вместе с кадровыми. Наши — пока отдельной группой. Некоторые ещё с сумками — только что прибыли.
Подъём флага, торжественный марш под звуки гимна и обращение командира части к личному составу. Полковник строг и суров, но оригинален.
От него мы и узнаем подробности происходящего в стране.
Так. Мы в 41-м. На нас напали немцы. Нас отправляют стабилизировать обстановку на Западном фронте.
Хм… Хоть стой, хоть падай, но, похоже, это всё не сон и я вчера не въехал в фонарный столб. Значит, времени у нас мало. Надеюсь, личное оружие и радиостанцию мне дадут пристрелять, настроить и привести в порядок.
Ну а так, конечно, нормально…
Вспомнить работу на радиостанции дело недолгое. А вот заново привыкнуть к ней как к части своего тела — это труднее.
Хорошо, хоть снарягу выдали новую, но легче от этого не стало — рация, автомат, батареи, ещё одна рация — связь внутри группы и прочие вещи. Кроме своих, я отвечал за рации остальных ребят в группе — чтобы они все были исправны, настроены и заряжены. С запасными батареями пришлось побегать и повозиться, зарядку — вообще делать на коленке. И слушать вопли старшины с нижнего этажа: 'Какая самка собаки спионерила блок пожарной сигнализации!!!'. А что, выход на питание датчиков — как раз двенадцать вольт! Не я же виноват что зарядка у нас всего одна, а зарядить нужно много и сразу.
Своего групника — командира группы, мы ещё не знали. По идее, им должен был быть наш групник по срочке. Но 'ВС' могло и поменяться, поэтому голову я особо этим и не забивал, разобрал свой АК-74С и счищал ветошью старую смазку, перед тем как наносить новую. Несмотря на все прилагаемые мною усилия, пальцы, словно с неохотой, вспоминали, чему их учили в течение двух лет.
Этот оружейный стол и соседний оккупировал наш разведвзвод. Кому-то всё же не хватило места, и он разбирал, чистил и собирал своё оружие на табурете, сидя на корточках или на кровати.
Моим соседом оказался служивший со мной, но на полгода позже пришедший, Женя У. или 'Уха', или 'Кот в сапогах'. За два года после дембеля, он успел подняться — создал дело, фирму, хотел жениться. Повзрослел, короче. Трудно видеть сейчас в этом парне того ошалелого бойца что испуганно 'летал' по 'располаге', а затем на первом же учебном занятии, чуть было не утонул. Гм… собственно он не утонул, просто вышел на берег как один из тридцати трёх витязей дядьки Черномора — плохо надул спасжилет, и снаряга утащила его на дно. Хорошо, что у самого берега — встав ровно на грунт, он вышел пешком. Тогда мы все перепугались не на шутку — выяснилось, что он соврал в военкомате, что умел плавать — корочки разрядника оказались липовыми.
Когда взбешённый обманом командир отряда загнал его в свою канцелярию, и, сломав его тушкой шкаф, стенку и два стула — к счастью, деревянных, потребовал объяснить причину обмана — он честно ответил — я с детства хотел служить в спецназе.
Видимо, ответ был искренним.
По прибытии в роту 'Ухо' тут же стал объектом насмешек со стороны сослуживцев — тогда в клубе части как раз показывали 'Шрека', где Кот в сапогах сделал такую милую мордашку перед лицом грозных врагов, что те оттаяли и забыли, зачем они хотели его отлупить.
Так что наш старший сержант, когда хотел поприкалываться, требовал от него именно такую — невинную мордочку, а не 'взгляд убийцы' как с остальных.
Женя весело скалился, вспоминая те деньки, и рассказывал всем как я, с ещё одним парнем, будучи уже 'дедушками', спалился с одеколоном.
Если вкратце — то сцена была точь в точь из 'Джентельменов удачи' — 'О! Одеколончик!'
В ответ я собрал автомат, и ушёл проверять в каптёрку к старшине, зарядились ли батареи. После оружия, мы взялись за снарягу — надо было всё 'обжить' и подогнать. Видимо, начальник тыла решил, что пора доставать заначки со складов, и вытащил новую экипировку. Получение имущества, подгонка под себя, поиск недостающего — подразумевается активные действия в ближнем тылу противника и оборона своего, затянулось до самого вечера, с перерывом на обед.
Вечером к нам прибыл недостающий штат — как рядовые разведчики, так и командиры.
Надо сказать, что к этому моменту нас вытурили из казармы связисты, и мы переехали в палаточный городок. Но так было даже лучше — меньше суеты. Всё же одно дело — палатка на взвод, другое — шумная 'располага'. Всё своё на виду и под охраной.
Конечно, двухъярусные кровати на земле, это не есть хорошо, но лежать на них было некогда, разве что в мечтах. Нас уже раскачивали так, что мама не горюй. До ужина успели сбегать до ближайшей речки, переплыть в обе стороны и прибежать обратно.
Когда мы, мокрые и злые, вернулись обратно, то перед тем как забрести в палатку, я заметил, что пробежавший мимо нас на рысях ротный, видимо торопившийся к штабу, говорил со своим замом, что надо успеть перехватить каких-то кавказцев.
— Слышь, — я обратился к остальным, — походу групники будут из ветеранов.
Ребята отнеслись к новости по-разному — кто эмоционально, что нам хана, кто наоборот, я например, что это хорошо — с опытом будут, а значит наши шансы на грамотного командира выше. Но тема не получила развития — все просто вымотались и мечтали лишь об одном — переодеться в сухое.
Пристроив автомат в пирамиду, я ещё раз, почти любовно, проверил радиостанцию, и пошёл за кепи, чтобы идти обираться на ужин, но тут прозвучала команда взводу строиться внутри палатки.
Появился наш ротный, а в тени его шкафоподобной спины — кто-то высокий, и с большим рейдовым рюкзаком. И за ним — ещё кто-то, такой большой, что мысли в страхе замерли в голове.
— Смирно! — временно исполняющий должность командира взвода сделал доклад, ротный кивнул и сделал шаг в сторону…
'Епаный покос! Только не ЭТОТ!!!' Замершие было, мысли заметались, ощутимо стучась в стенки черепа, когда я увидел второго.
Это был мой дядя Серёжа. Или Серьга.
Три контракта в Чечне — первый он подписал после срочной и поехал в 2001 году в Чечню, второй — после первого — там же. Третий — после второго. Дома за эти девять лет, он был только три месяца. Я, даже придя с армии — не спрашивал, где он служил — от него пахло войной. А в глаза я ему и сейчас боюсь смотреть.
Взгляд убийцы.
На гражданке он пил. Когда он пил — вся улица в деревне ходила на цыпочах.
Но обошлось. Пропившись — он устроился на железную дорогу помощником машиниста, затем сам стал машинистом и зажил нормальной жизнью. Разве что начал прятать глаза.
А теперь он заместитель моего групника.
Просто опупеть — сколько всего навалилось.
А ведь только сутки прошли с момента призыва…
Из воспоминаний зам. начальника штаба VI армейского корпуса:
'…Наша 26 пд спешно оборудовала оборонительные позиции вокруг Голдапа и восточнее. Расположение дивизии, как и все тылы ГрА 'Центр' подвергались систематическим налетам авиации русских и обстрелу из крупнокалиберных многоствольных минометов. Потери в живой силе были не настолько велики, чтобы нарушить нашу оборону, но налеты авиации серьезно подрывали доставку в войска всего необходимого. Железная дорога в тылу 26 пд была почти парализована. Многие склады оказались уничтожены ударами с воздуха, несмотря на принятие всех мер по маскировке и отчаянные, но бесполезные усилия зенитчиков. Велико было выбытие автотранспорта. Горючее и боеприпасы приходилось строжайше экономить.
Большой проблемой стала паника, постепенно охватывающая все более широкие круги гражданского населения Восточной Пруссии. Начали распространяться нелепые слухи о захвате Эльбинга большевиками, о том, что Данциг полностью выгорел после применения русскими какого-то невероятно мощного оружия, о
