обреченно сел за руль. В остальных машинах разместились мы, Леня, 'примкнувшие', начавшие потихоньку подавать признаки жизни отказники, которых также пришлось запихать в багажник, и двое незадействованных в транспортировке 'носатых'. Им сковали наручниками руки за спиной, посадили на заднее сидение 'Форда', а на колени устроили тело пятого немца, на личном опыте уяснившего истинность слов Александра Ярославовича: 'Кто к нам с мечом придет, тот по шайбе и получит'. Леня закрыл дом, запер ворота, вздохнул — кто знает, когда доведется вновь здесь побывать и доведется ли — и мы стартовали в сторону базы и ожидающего нас Старого. Немецкую рацию и барахло гансов прихватили, естественно, с собой. На часах было уже шесть — и мы надеялись, что, добравшись до базы с ценным уловом, получим обильный завтрак и заслуженные аплодисменты.
По пути обратно от 'брони' и МАЗа мы оторвались. Вероятность встречи со второй немецкой группой была ничтожно мала, а дышать выхлопами их движков — брр. Поэтому, прибавив газку после выезда на асфальт, мы мигнули студентам 'стопорями', колонна из пяти джипов резко увеличила скорость. В Ганцевичи мы приехали, когда уже окончательно рассвело. Приехали — и обомлели. Все пространство перед воротами части было усеяно автомобилями, автобусами, мотоциклами. Чуть в стороне, на краю площадки, служившей стоянкой для личных машин офицеров базы, дымились две полевые кухни, к которым выстроилась длинная очередь из понурых, угрюмых людей — в основном — женщин, детей, стариков, хотя мужчины в полном расцвете сил также в ней мелькали. Приезд нашей кавалькады был встречен неодобрительным гулом — очередь перегораживала дорогу, так что для того, чтобы добраться до ворот, нам пришлось отчаянно сигналить и расталкивать зазевавшихся 'кенгурятником' головной машины — но в конце концов и это не помогло, пришлось останавливаться. Мы с Вовой, Андрюхой и Игорем вылезли — надо было как-то урегулировать возникшую проблему — и вот тут-то все и началось. Вид здоровых мужиков в камуфляже, с оружием, разъезжающих на дорогих иномарках, привел очередь, которая моментально стала толпой, в неконтролируемую ярость. Заводилой, как это обычно бывает в таких ситуациях, выступила женщина — лет тридцати пяти на вид, одетая в грязный джинсовый костюм — видавшие виды джинсы и вареную куртку, купленную явно еще во времена ее молодости, кроссовки на высокой подошве, в бейсболке красного цвета на голове, с какой-то аббревиатурой — 'БРС…' — последняя буква была настолько потерта, что угадать полный текст было невозможно, с туристским топориком в одной руке и колом — видимо, палатку собралась ставить — в другой.
— Вы! Скоты! — закричала она. — Вы сюда людей давить приехали? Звезды нацепили — совесть продали? У нас мужья, — вокруг заводилы тут же начала сбиваться группа неуловимо похожих на нее женщин, — там, — взмах рукой в сторону, куда указала антенна станции, — остались, а вы здесь водку жрете?
Она подошла слишком близко и почувствовала запах перегара, исходивший от Игоря — такая у него особенность организма, стакан выпьет — потом разит сутки.
— Успокойтесь, гражданочка, мы здесь тоже делом занимаемся. — попытался разрулить намечающийся скандал Володя.
— Делом? — выкрикнула 'джинсовая', бросившись к кабине. — Вот ваше дело! — отодвинув замешкавшегося Андрея, стоявшего у правой задней двери, она как кошка прыгнула в салон и извлекла оттуда полупустую бутылку виски.
— Мажоры херовы! — толпа начала заводиться, — и раньше на вас управы не было, так вы и сейчас, говнюки, водку жрете да…лядей в тачках трахаете? Где ваши…ляди? — А ну, бабы, давай тачки выворачивать, — она бросила кол на землю, и, размахивая топориком в правой руке, бросилась ко второй машине. Толпа, которая до этого наливалась отчаянием и ненавистью, нашла выход своему гневу. Женщины кинулись к джипам, распахивая двери и вытаскивая наружу всех, кто в них находился — за волосы, за 'хлястики' полевых погон, за ремни — за что придется. Никто из сидевших в машинах не успел — да, наверное, такая мысль и не пришла никому в голову — схватиться за оружие — разъяренные фурии все сделали не хуже взвода ОМОН — все, включая немцев, носатых, неносатых, всех наших — оказались на земле.
— А это что за твари? — продолжала разборку 'джинсовая'. — До того нажрались, что вам их хомутать пришлось? — она указала на троих 'вонючих' немцев, которые были в салоне 'Тойоты' — четвертого, помещенного в багажник, толпа не заметила. Что ж вы делаете, подонки? Наши-то мужики — все воюют уже, мой-то — второй день — ни звонка, ни СМС, а вы тут… — голос ее на высокой ноте оборвался истерическим всхлипом.
Толпа напряженно замолчала. Все ждали от нас каких-то слов, оправданий, покаяния — и тут все испортил Ленчик.
— Да вы что, девки, с катушек съехали? Мы (Мы?) — спецгруппа, диверсантов ловили!
— Диверсантов? Так это немцы, что ли? Аааааа! — заорала 'джинсовая' и бросилась вперед, замахиваясь топором. Все = женщины, мужчины, старики — все устремились за ней.
— Стоять! Стоять, стрелять буду! — Володя передернул затвор АКМСУ и выпустил очередь вверх. Но людей было уже не остановить. Откинув в сторону всех, кто не был в наручниках, толпа, нашедшая выход для своего гнева и страха, толпа, вооруженная всем подряд — топориками, кольями, металлическими мисками, ложками — всем, что находилось у людей в руках в момент нашего приезда — сгрудилась островками вокруг двух машин, в которых ехали закованные в наручники немцы и 'носатые'. Глухие звуки ударов, сдавленные стоны… Опера, 'привлеченные', мы с Андрюхой — кинулись к этим островкам ненависти, надеясь успеть хоть кого-то спасти — не потому, что кого-то из избиваемых нам было жаль — потому, что они были нам нужны. Вова, выпустив в воздух весь рожок, застыл — стрелять в наших людей он не смог. А взлетающие над толпой — точнее, теперь уже двумя частями толпы — руки продолжали свою работу. Оттуда уже начали продираться наружу те, кого придавили, те, кто успокоил свой гнев и, отойдя, начал ужасаться тому, что только что натворил. Но основная часть — так и продолжала работать руками, ногами — и все это под мат, ор и вой.
Все кончилось, когда воздух разорвали звуки выстрелов КПВТ. Подъехавший БТР с Саниными орлами задрал ствол 'крупняка' в воздух и выдал длинную, патронов на десять, очередь. Из 'МАЗа' выскочили 'студенты' и начали отодвигать женщин в стороны от наших машин, не особо церемонясь, но и не пуская в ход приклады автоматов. Толпа, состоявшая из забрызганных кровью, калом, мочой людей отхлынула — и нашим глазам предстало то, что еще совсем недавно было четырьмя немцами и двумя 'носатыми'. Не нужно было быть специалистами, чтобы сказать — они мертвы, окончательно и бесповоротно. Мда, вот и съездили за языками. Их ворот части высыпали вооруженные солдаты — увы, слишком поздно — похоже, что мы крупно облажались.
— Где эта курва? — сменивший рожок Володя передернул затвор, — Я спрашиваю, где эта джинсовая курва?
ткуда-то из глубины толпы вытолкнули 'джинсовую', уже без топорика. Она, как затравленный зверек, озиралась по сторонам.
— Вова, кончай, ничего уже не вернешь.
— Не вернешь? Я сейчас этой Хакамаде гребаной матку наружу выверну.
— Ну вывернешь, а дальше-то что? Не видишь — у нее крыша съехала, муж воюет…
— Да какое воюет? — возмутилась одна из женщин, прибежавших от своей машины уже после того, как все кончилось. — Светка, ты ж вчера со своим и Ольгой — это дочку ее Ольга зовут — быстрее нас уехала, сама же говорила — подальше от всего этого?
А вот это уже становилось интересным.
— Что скажете, Светлана?
— Они… они…, - всхлип, — они Сережу убили… И сказали, что Ольгу убьют… Мамочка, ведь убьют же, убьют, — женщина мешком повалилась на землю и засучила ногами.
— Так. Всем разойтись. Бойцы, построились цепью, всех отодвинуть от машин на пятьдесят метров, кроме этих двух, — распорядился Старый, указав на лежащую 'джинсовую' и ее соседку. — Вы-то как, целы?
— Целы, — бросил Паша, под глазом которого быстро набухал синяк.
— И практически невредимы, — добавил Сергей, у которого были оторваны оба погона и болтался на нитке один из рукавов.
— Так, берем этих двух — и в часть, — то, что нам может рассказать 'джинсовая', я уже знал — не
