— Все это, конечно, хорошо, вот только у меня десятка ПНВ нет, — решил огорчить нас Старый, — так что давайте как-то по другому с группой прикрытия решать.
— Ну, это даже не вопрос, — выручил нас особист, — дадим, конечно, на благое дело. У нас они есть, только твои-то как, ими хоть раз пользовались?
— Научатся. У вас тут тир есть закрытый?
— Тир? Тира нет. А вот свет на втором подземном этаже выключить можно, так что потренироваться на кошках возможность будет. Ты-то сам как, владеешь?
— Пользовался, было дело.
— Значит, решили. Андрей, мы с тобой и Володей займемся 'первенцем', а со вторым пусть опера поработают — в игры с соцзаконностью можно не играть, не тот случай.
— А что там, кстати, с 'привлеченными' и Зазой?
— Да ничего. Вечером машина должна подойти, из военкомата, мужиков из беженцев забрать — и этих им сдадим, дело им найдут.
— Зазу пока оставьте. Он нам для работы с немцем пригодится. — Гриша явно замыслил что-то недоброе. — Я ему, мля, такое Гуантанамо организую — век будет помнить. Так, коллега, — обратился он к особисту, — а как бы нам тет-а-тет пообщаться?
— Легко, — особист расплылся в улыбке до ушей. Слова о 'Гуантанамо', похоже, ему понравились.
До отъезда на операцию решили провести над пленными немцами еще один психологический эксперимент. Взяли их с собой на ужин, который на этот раз был значительно вкуснее, чем завтрак и обед — видимо, все-таки пошевелились снабженцы — не знаю, наши или белорусские, хотя похоже, что разница в этом вопросе постепенно стирается — вроде уже действует объединенное российско-украинско-белорусское командование. Ужин по нашей просьбе в термосах принесли в наш 'гостевой домик', туда же привели немцев, с которых даже сняли наручники. Несмотря на их диверсионную подготовку, каких-либо выходок с их стороны мы не опасались — единственное, что пришлось сделать в процессе подготовки к опыту — убрать из кухни домика микроволновку — ее наличие могло вызывать у 'первенца' абсолютно ненужные вопросы. А смысл опыта заключался в том, что ужинали мы в комнате, в которой был телевизор — точнее, не телевизор, а плазменная панель. А по телевизору шли новости, которые немцы, вместе с нами поглощавшие картофельное пюре с гуляшом, внимательно смотрели. О том, что такое телевизионные передачи, 'первенец' знал — сказывался все-таки образовательный уровень — но вот то, что они были такого качества, в цвете и со звуком… Мда, немцы были просто потрясены. К нашему удивлению, до 'новостей' показывали очередную серию 'Братанов' — правда, уже самый конец, ничего нового для пленных там не было — разве что непривычные для них прически части персонажей. А вот новости… Новости были, как говорится, то, что доктор прописал. Ведущая 'НТВ' начала выпуск с сообщений собственных корреспондентов с разных участков фронта. Первым показали улыбающегося старшего лейтенанта с жовто-блакитными нарукавными нашивками — этот деятель без особого напряга сжег двадцать восемь немецких танков. Алекс, когда услышал эту цифру, завопил, не сдержавшись, что это — пропаганда. Ор продолжался ровно до того момента, пока не показали танк этого старлея — самый банальный Т-64. Рот Алекса захлопнулся, он нервно сглотнул. Старый, комментируя происходящее, сказал, что старлею, вообще-то, надо бы дать по башке — на его-то машине — и всего двадцать восемь, правда, возникшее недоразумение тут же разрешила ведущая, сообщившая, что танки у немцев на данном участке фронта просто кончились. Так что Сане пришлось взять свои слова обратно — ну не виноват же старлей, в самом деле, что танков у фрицев оказалось меньше, чем у него снарядов в боекомплекте. Следующим был сюжет о работе дивизиона белорусских 'Буков' — там впечатлений было немного, ибо съемки гаснущих отметок на ИКО под аккомпанемент команд офицера наведения немцам ни о чем не говорили, а взмывающие ракеты, где-то в отдалении что-то поражающие, выглядели, конечно, красиво — но не очень впечатляюще. Зато потом… Потом показали работу российской армии на Брестском направлении. Сначала пошли кадры, снятые, видимо, с беспилотника — по крайней мере, так было сказано в комментариях. Камера показывала немецкую танковую или моторизованную часть на марше. Немцы бодренько двигались в темноте, соблюдая правила светомаскировки — вот только в инфракрасном диапазоне они были как на ладони. Их было достаточно много — колонна растянулась, наверное, на несколько километров. Следующими пошли кадры, показывающие, как офицер в звании полковника отдает приказ майору — звука не было, но ситуация была понятной. А потом… Потом показали, как на самым наглым образом освещенной юпитерами телевизионщиков площадке задирают вверх свои трубы четыре установки 'Смерчей'. Огонь они открыли одновременно — немцы, пораженные возможностью видеть ночью, как днем, отложив ложки (вилок, как колющих предметов, им не дали), прильнули к экрану. Кадры, переданные с беспилотника — снимала уже обычная камера — явили для них, наверное, ту картину, которая может ждать их армию в том месте, куда она бодро, с барабаном на шее и отправляется — то есть в аду. Вдоль дороги прокатился огненный шторм — там горело все. На закуску показали кадры, снятые в этом же месте уже поутру — зрелище, надо сказать, не для слабонервных. Немцы встали так же плотно, как и шли — остовы того, что когда-то было танками, бронетранспортерами и автомашинами, еще дымились, вдоль колонны ходили немцы и подбирали останки погибших в ходе удара. Апофеозам для немцев стало сообщение улыбающейся ведущей о том, что в момент удара колонна находилась в пятидесяти пяти километрах от позиций военнослужащих Н-ской гвардейской артиллерийской бригады. Далее пошли внутренние новости — показали, к примеру, Сергей Адамыча, который, брызгая слюной, рассуждал о неадекватном применении силы и о том, что немецкий народ не несет ответственности за преступления режима, который если и хуже, то совсем ненамного, чем тот, который установлен в нашей стране двухглавым тандемом. Показали Михал Борисовича, шившего рукавицы, сидя под лозунгом 'Все для фронта, все для победы' (видать, этот просто не знал, что сказать — с одной стороны, конечно, кровавая гэбня, а с другой — холокост-то никто не отменял). Далее пошли вести с международной арены — тут мы сочли уместным убрать звук, ибо нефиг. Подробности о переносе немцам знать было пока рановато.
— Ну, господа хорошие, как впечатления?
Немцы подавленно молчали.
— Как вы считаете, сколько Вермахт сможет продержаться против того, что вы только что видели?
Второй немец — Отто — не выдержал и полез в бутылку:
— Пусть это так, но мы — наступаем, а вы — обороняетесь. И если даже вы станете атаковать — то у нас будет время, за которое в тылу, в генерал-губернаторстве, мы построим мощные оборонительные линии, о которые вы обломаете себе зубы. К тому же я не верю, чтобы того, что мы сейчас увидели, у вас было много — раненые на аэродроме говорили мне, что против них воевали даже старики с охотничьими ружьями. Если вы настолько сильны, как пытаетесь показать, почему у вас воюют старики?
— Так этих раненых из охотничьих ружей подстрелили?
— Нет, — смутился немец, — тот, с которым разговаривал я, — из дивизии 'Рейх', его подстрелили ваши пограничники. Но все равно — будь у вас в избытке такого оружия, при ваших людских ресурсах, при численности вашей армии — вы бы ударили первыми, если бы могли. Потому-то фюрер и решил атаковать — чтобы не дать вам возможность всадить нож в спину Германии, нам зачитывали его приказ. А Англия, когда увидит, какого зверя мы пытаемся уничтожить в его берлоге, обязательно станет на нашу сторону — и что вы сможете сделать против английского флота?
— А ну заткнулись все, — вдруг зашипел Старый, — Игорь, прибавь звук.
Игорь нажал на кнопки пульта (очередные удивленные взгляды немцев), и под кадры, сопровождаемые надписью 'прямое включение', Мамонтов взволнованным голосом начал вываливать очередную порцию свежих новостей:
— Наша камера установлена на военном аэродроме неподалеку от города Энгельса. В прямом эфире вы можете видеть то, как самолеты нашей дальней авиации уходят на выполнение первого боевого задания.
Взлет 'Белых лебедей' — это, скажу вам, зрелище. Для нас. А уж для немцев…
Далее пошли дневные съемки из Севастополя — по-моему, весь город высыпал на набережные, чтобы встретить возвращающуюся из похода 'Москву', 'Мираж', несколько других кораблей. Пусковые установки 'Москвы' почернели — по объектам в Румынии корабль расстрелял весь боезапас. Над кораблями,
