посмеет осуждать мою выходку, снова подняла подол юбки и горделиво направилась к ним.
– Приветствую тебя, дорогой брат, – сказала я. – Как видишь, я важничала, словно павлин, в красивых перьях, которые ты привез мне из Франции. Скажи, они мне идут?
– Еще как! – ответил, к моему изумлению, спутник Рика. Когда я развернулась к нему, пораженная его наглостью, я увидела, что он разглядывает меня с откровенным восхищением; его глаза жадно скользили по моей груди и животу. – Должен признаться, миледи, хоть я и король Франции, мне редко доводилось видеть, чтобы наши перья украшали столь прекрасную птицу!
Глава 6
Позже я упрекнула Рика за то, что он поставил меня в неловкое положение. Он, смеясь, возразил, что я сама во всем виновата. Надо было оставаться в своих покоях, глашатай предупредил бы меня как должно.
– Филипп, очевидно, потрясен, – продолжал он, смеясь. – Он оказался изрядным занудой, Джо, и понятия не имеет о том, как должен вести себя настоящий король; но все же он не настолько зануда, чтобы не оценить твои прелести.
Он расхохотался собственной грубой шутке; я же вспыхнула, так как поняла, что он прав. Если король Филипп начнет позволять себе вольничать со мной, вина за это целиком будет лежать на мне; и я не смогу упрекнуть его в поведении, недостойном человека, который недавно потерял жену, ведь я и сама не слишком была похожа на охваченную горем вдову.
Однако мы с королем Франции встретились лишь спустя много недель. Когда выяснилось, что нам предстоит задержаться на Сицилии, брат решил переселить меня в более удобное место. Он выбрал монастырь Ла-Паньяр, его монахи отличались крайне религиозным рвением.
– Здесь ты будешь в безопасности, Джо, – сказал он, – позже к тебе присоединятся матушка с Беренгарией. Если повезет, к тому времени я уже объяснюсь с Филиппом по поводу разрыва с Алис – мне бы следовало давно объявить ему, что я не женюсь на его сестре, да все не представляется удобного случая. Он очень обидчив; мне кажется, он завидует мне! Вот глупец! Вместо того чтобы держаться по-королевски и завоевывать любовь местных жителей, как я, он шныряет повсюду на своей старой, облезлой кобыле, при этом одевается в те самые лохмотья, в каких ты его видела. Вдобавок у него щетинистая, плохо подстриженная бородка! – Он расхохотался и погладил собственную роскошную рыжую бороду. – Я слышал, его прозвали Ягненком.
Я рассмеялась, однако в сердце моем поселилась тревога: вражда между двумя королями, возглавившими Крестовый поход, – тревожный знак. Что будет дальше, если с самого начала между ними нет согласия?
Утро Рождества в год 1190-й выдалось ясным и прохладным; однако позже, когда солнце поднялось над горизонтом, стало очень тепло, почти жарко, и гости, приехавшие к нам, пожалели, что нарядились в шелк и бархат. Многие спутники брата жаловались, что на Рождество им не хватает мороза и скрипа снега под ногами. Однако Ричард позаботился о том, чтобы ни в чем ином гости нужды не испытывали. Он оказался щедрым и гостеприимным хозяином, всего на один день оставив мысли о Крестовом походе, и постарался устроить для всех незабываемый праздник.
Балки в огромном зале украшали сотни шелковых стягов; длинные столы были уставлены серебряными кубками и золочеными тарелками. Когда мы уселись за стол и слуги вереницей потянулись в зал, неся блюда с мясом, рыбой и птицей, по залу пронесся вздох восхищения.
Король Франции Филипп-Август, сидевший по правую руку от меня, в тот день, очевидно, предпринял героическую попытку выглядеть по-королевски; его неуклюжую фигуру украшал самый пышный наряд, а на редких волосах красовался золотой обруч, украшенный драгоценными камнями. Он не прискакал, как обычно, на старой кляче, но явился на белом коне в сопровождении пятидесяти пышно разодетых рыцарей. Следом за ним прибыл Филипп Фландрский со свитой.
Прежде чем мы покончили с угощением, я поняла, что наш гость проявляет ко мне особый интерес. Его комплименты и знаки внимания были столь очевидны, что мне стало не по себе. Вначале я утешала себя мыслью, что Филипп просто пытается быть галантным – на свой, французский манер; когда он начал прикасаться под столом к моему колену, а его замечания становились все более и более фривольными, я приписала его несдержанность выпитому вину. Но заметив, что мои фрейлины смотрят на нас, широко раскрыв глаза, и украдкой шепчутся, я обернулась и взглядом попросила брата о помощи.
На лице Рика появилось немного озадаченное выражение; он не совсем понимал намерения Филиппа. Хлопнув в ладоши, он вызвал на помост музыкантов и, наклонившись к Филиппу, попросил того назвать свою любимую песню.
Учтивость требовала, чтобы Филипп выполнил его просьбу и молча выслушал заказанную песню в исполнении любимого менестреля Рика, Блонделя де Неля. Потом я увидела, что брат приказал подать ему лютню – инструмент, называемый также арфой, в игре на котором Рик был особенно искусен. И с той минуты все неотрывно смотрели и слушали, как Рик и Блондель поют вместе. Блондель был стройным юношей с нежным безбородым лицом – полная противоположность Ричарду, могучему и сильному рыжебородому великану. Никогда еще я не слышала, чтобы два голоса, столь разные, под стать их внешности, сливались воедино более гармонично, чем звонкий, высокий юношеский голос Блонделя и глубокий, сочный бас Ричарда.
Мы просили их петь снова и снова, они исполнили все песни, которые мы только могли припомнить, и начали импровизировать – иногда пели друг за другом, иногда один начинал строку, а другой ее заканчивал. Наконец, оба охрипли и, несмотря на наши просьбы: «Еще! Еще!» – не могли более пропеть ни одной ноты. Брат обнял Блонделя за плечи; лица обоих светились радостью, подаренной музыкой.
Наступила тишина. Затем Рик поднялся на свое место, взял кубок, украшенный драгоценными камнями, подозвал к себе Блонделя и передал кубок ему.
– Дар от твоего короля в день Рождества! – воскликнул он и, улыбаясь, отпустил юношу. Потом брат повернулся к Филиппу Французскому и жестом показал остальные сокровища на столе. – Выбирайте что хотите, ваше величество, – громко сказал он. – Мне доставит удовольствие, если после вас и остальные гости сделают то же.
Филипп улыбнулся мне мерзкой, жеманной улыбкой, затем взял обеими руками мой бокал и отпил с того края, где я касалась его своими губами.
– Чаша любви! – прошептал он со значением и обратился к брату: – Настал самый радостный день для всех нас, милорд. Сегодня мне более, чем когда бы то ни было, не терпится поскорее назвать вас своим братом. Пошлите за Алис, Ричард! Положим конец всем задержкам и недомолвкам. И кто знает, возможно, мы с леди Джоан решим скрепить наше родство двойными узами.
