дрожали.
– Везде полная неразбериха, – сказал он. – И никто не знает, кто теперь здесь хозяин. Помогите нам, ваше величество! Хотя милорд канцлер велит нам повиноваться лорду Танкреду, многие из нас этого не желают, и вот мы все решили испросить вашего мнения.
– Скажу вам откровенно, – отвечала я, – что считаю оскорблением притязания Танкреда на престол. Но пока мы бессильны что-либо сделать и пока дворец заполнен его людьми, боюсь, мы должны смириться с его требованиями. Давал ли он вам какие-либо приказания?
Камергер кивнул:
– Его приказания, миледи, вызывают у меня отвращение. Он собирается устроить пышный пир и заявил, что сегодня за обедом будет сидеть в кресле нашего дорогого государя!
Я улыбнулась про себя, в моей голове начал вырисовываться некий план.
– Делайте, как он велит, – приказала я. – Внесите в обеденный зал наш золотой стол и накройте его на двенадцать персон. Поставьте серебряные кубки и золоченые тарелки. Пусть его люди видят ваши приготовления, пусть он думает, что вы выполняете его приказы. Потом, когда все будет готово, закройте двери и велите нашим стражникам никого не впускать в зал до самого обеда. Скажите, мы всегда поступаем так, чтобы уберечь наши самые ценные сокровища. – Хотя рядом никого не было, я понизила голос и прошептала ему на ухо: – Слушайте внимательно, я скажу вам, что нужно сделать…
Пробило шесть часов; я в окружении фрейлин вышла в сад. Там нас ожидали фигуры в плащах с капюшонами: архиепископ Уолтер Офамилиа и еще пятеро придворных, которым я доверяла. Увидев меня, они сбросили капюшоны, и я шепотом сообщила им, зачем их призвала.
Когда Танкред в окружении свиты вошел в обеденный зал, он застыл на месте, увидев меня во главе высокого золотого стола, в кресле моего покойного мужа. Подле меня сидел Уолтер; он занимал место, которое на протяжении долгих лет было моим. Остальные десять мест занимали наши придворные.
Долго стоял Танкред, глядя на нас с порога, затем в ярости зашагал вперед за камергером, пока не приблизился к нам.
– Лорд Танкред! – провозгласил камергер громко, нарушив тишину, царившую в зале. – Гость из Лисса.
Я слегка наклонилась вперед и добродушно улыбнулась стоящему рядом со мной человечку.
– Добро пожаловать, милорд, – сладким голосом сказала я. – Добро пожаловать в наш дворец! Уверена, наш камергер отыщет место для вас и ваших друзей. Мы всегда рады усадить за стол любого родича, даже такого, который не… – Я намеренно понизила голос, не договаривая фразы, словно не желая оскорбить гостя.
Красный от гнева, Танкред повернулся к канцлеру Маттео. Тот не посмел открыто противостоять мне, вдовствующей королеве, отвел глаза в сторону. Камергер усадил их всех за другой стол, где сидели мой секретарь и несколько человек из обслуги.
Радуясь своей победе, я в то же время понимала, что нарушила придворный этикет: вышла из уединения слишком скоро после смерти Уильяма. Но мне было все равно. Хотя бы на один вечер, но я не позволила мерзкому узурпатору сесть в кресло Уильяма Доброго!
Глава 4
Уолтер очень неохотно согласился участвовать в моем розыгрыше и теперь укоризненно хмурился.
– Я понимаю, что мы должны избавиться от самозванца, – негромко сказал он, – но, по-моему, сейчас не время наживать себе врага в его лице. Я прочитал в его глазах неприкрытую ненависть. И поскольку вы всегда позволяли мне честь время от времени выговаривать вам, скажу, что ваш поступок был недостоин королевы.
Я вспыхнула и опустила глаза. Конечно, он был прав. Но кто бы упустил такую возможность? И все же, уважая мнение друга, я поняла, что вовсе не радуюсь своей маленькой победе, как рассчитывала.
В результате я встала и в первый удобный момент удалилась в свои покои, оставив остальных за столом. Музыкантов не позвали, так как наш двор пребывал в глубоком трауре, но наше вино, приготовленное из винограда, который выращивался на склонах близ Катании, было превосходно, а повара приготовили великолепные лакомства. Я была уверена, что никто не захочет прервать трапезу.
Однако вскоре выяснилось, что я ошибалась. Не успели фрейлины снять корону с моей больной головы и мою траурную мантию с плеч, как ко мне в приемную явился слуга с посланием от архиепископа. Позволю ли я ему сказать мне несколько слов наедине?
Будучи уверенной, что он не станет больше распекать меня, и зная, что я буду крепче спать, если признаю его правоту, я немедленно послала за ним и, прежде чем он объявил о причине своего прихода, извинилась и получила его благословение.
– Теперь, когда мы снова друзья, – сказала я, – расскажите, что привело вас сюда.
– Вопрос, который я не мог обсудить за обедом, – ответил архиепископ. – Все утро я ожесточенно спорил с Маттео и многими нашими придворными и теперь убежден, что лично должен повидать его святейшество – причем не теряя ни одного дня. На рассвете я отплываю в Рим, дочь моя, и не увижу вас до своего возвращения.
Сердце мое упало. Моему старому другу не стоило предпринимать столь опасное путешествие в его возрасте; кроме того, после его отъезда я останусь в полном одиночестве! Однако я не решалась высказать свои мысли и искала другие доводы для возражений.
– Но скоро сюда приедет мой брат, король…
– Если бы мы знали наверняка, что он уже близко, я бы подождал. Поскольку же вестей нет, я не смею откладывать отъезд. Нет, дитя мое, я должен ехать к папе сейчас же и убедить его, что будет кощунством позволять незаконнорожденному карлику надеть нашу корону…
Он был прав. И моим долгом было ускорить его отъезд, не отягощая его и без того трудную миссию своим беспокойством.
– Езжайте, дорогой друг, и да поможет вам Бог! – воскликнула я, опускаясь перед ним на колени. –
