Эдвард покачал головой:
– Я вернусь через две минуты. Сначала мне нужно побриться.
– Ты уже брился, – Оливия театрально вздохнула, – ты согласен на все, лишь бы отвертеться от кухонных обязанностей, не так ли?
– Ты подловила меня, дорогая, – он легонько ткнул ее кулаком в спину. – Ладно, я только приму душ, натяну джинсы и присоединюсь к тебе. О'кей?
Она вздернула подбородок:
– Ты просто хочешь выставить меня из комнаты.
– Что? – Он замер.
Она нежно засмеялась, целуя его в губы.
– Ты просто боишься, что я… как это ты сказал? – что я снова высосу из тебя все силы.
Он громко выдохнул.
– Совершенно верно, дорогая. Ну а теперь давай оба станем паиньками, отправимся в кухню и бросим на огонь половину бычка.
Оливия улыбнулась и прошептала:
– Не задерживайся долго, ладно?
– Пять минут, – пообещал он. – И ни секундой больше.
Готовя обед, Оливия напевала. Кухня была красиво отделана и хорошо оборудована. В холодильнике она нашла стейки, разморозила их в микроволновой печи, положила на электрический гриль, приготовив тем временем зеленый салат. Через полчаса обед был готов, но Эдвард все еще не появлялся. Она подошла к лестнице и позвала его. Но он не ответил, и она поднялась по лестнице в спальню.
– Эдвард? – позвала она и толкнула полуоткрытую дверь.
Он сидел на краю постели, спиной к ней, с телефонной трубкой, прижатой к уху.
– Эдвард? – повторила она.
Он оглянулся через плечо, и, натолкнувшись на его холодный, гневный взгляд, Оливия отпрянула.
– Немедленно займитесь этим, – сказал он в трубку, – и сделайте все быстро.
Эдвард опустил трубку на рычаг и перевел дыхание. Когда он снова обернулся к ней, к нему уже вернулось его обычное самообладание.
– Я не хотела быть навязчивой, – произнесла Оливия, не спуская с него глаз, – но…
– Дела, – он натянуто улыбнулся и подошел к ней, – они преследуют меня повсюду.
Она кивнула:
– Ты выглядел таким… таким разгневанным.
Его улыбка исчезла, потом он снова повеселел.
– Неужели? Да, очень может быть. Чудесный запах стейка звал меня побыстрее спуститься вниз, когда раздался этот проклятый звонок. – О» поцеловал ее в лоб. – Разве мужчина с горячей кровью не может при таких обстоятельствах разозлиться?
Оливия подняла голову.
– Но, Эдвард…
– Ш-ш… – прошептал он, привлек ее к себе и стал целовать снова и снова, так что становилось ясно, что к тому времени, когда они спустятся в кухню, стейк совершенно сгорит; но не это беспокоило Оливию – ее поразила ложь Эдварда, – никакого телефонного звонка не было, она бы обязательно его услышала. Вот что было важно, поскольку прямо касалось сгорающего от тревоги сердца Оливии и ее надежды на счастье.
Время тянулось медленно: долгие тропические дни с солнцем и морем, еще более длинные ночи лунного света и любви. Ничто не нарушало их уединения, даже добродушная домоправительница, которая приходила рано утром и уходила в полдень. Все, что они делали, было обыденным, но то, что они это делали вместе, – пусть даже только наблюдали за рыбацкими судами, следующими в Поттерс-Кей, или за дельфинами, выпрыгивающими из воды в лагуне у Парадиз-Бич, становилось необычным и радостным.
Иногда ночью, просыпаясь в объятиях Эдварда, Оливия слышала тихий шепот моря и его дыхание, еще более тихое; тогда она старалась не думать о том, что это чудо может когда-нибудь кончиться.
Но всему на свете бывает конец. Настал день, внешне ничем не отличающийся от других, когда Эдвард нанял судно, двухмачтовую шхуну, на которой они уже совершили плавания на Кэт-Айленд и прекрасный Сан-Сальвадор, чтобы посетить Эксумас, один из цепочки островков и коралловых рифов, который, как утверждал Эдвард, был неправдоподобно прекрасен.
На полпути туда один из матросов вышел на палубу и сообщил Эдварду, что ему звонят по радиотелефону.
Оливия заметила, как он сразу напрягся.
– Дела, – сказал он натянуто, и она вспомнила тот телефонный разговор, который недавно прервала.
Она кивнула и дотронулась до его щеки.
– Все в порядке, – сказала она, – я понимаю.
