обеспечат очищение окружающей среды и позволят создать такое изобилие, какого еще не знала земля.
В противоположном конце кабинета на письменном столе Адама зазвонил телефон.
Адам с досадой посмотрел на аппарат. Еще до прихода Перси он дал указание своей секретарше Урсуле ни с кем его не соединять. Перси тоже явно не нравилось, что их прерывают.
Но если Урсула нарушила приказ, значит – Адам знал, – на то были веские причины. Извинившись, он пересек кабинет, опустился в кресло у стола и снял трубку.
– Я бы не стала вас беспокоить, – тихо проговорила секретарша, – но звонит мистер Стефенсен, он хочет поговорить с вами по очень срочному делу.
– Смоки Стефенсен?
– Да, сэр.
– Спросите, по какому номеру можно ему перезвонить позже, – раздраженно бросил Адам. – Я позвоню, если смогу. Сейчас я занят!
– Именно так я ему и сказала, мистер Трентон. – Адам уловил неуверенность в тоне Урсулы. – Но он очень настаивает. Говорит, когда вы узнаете, о чем речь, вы простите его упорство.
– А, черт! – Адам взглядом попросил извинения у Перси и спросил Урсулу:
– Он на линии?
– Да.
– Хорошо, переключите его на меня. – И, зажав рукой микрофон трубки, Адам сказал своему гостю:
– Это займет всего минуту, не более. – А сам подумал: “От такого Смоки Стефенсена в жизни не отделаешься, он всегда будет считать, что его дела – важнее всего остального”.
В трубке щелкнуло, и раздался голос коммерсанта:
– Адам, это вы?
– Да, я. – Адам даже не пытался скрыть неудовольствие. – Моя секретарша, кажется, сообщила вам, что я занят. Не знаю, что там у вас, но придется с этим подождать.
– Вы хотите, чтобы я так и передал вашей жене?
– Это как понимать? – растерянно спросил Адам.
– А так, господин великий начальник, который слишком занят, чтобы снять трубку и ответить приятелю. Просто ваша жена арестована. И не за нарушение правил уличного движения, если хотите знать. А за воровство.
Адам молчал, потрясенный услышанным, а Смоки тем временем продолжал:
– Если хотите помочь ей, а заодно и себе, немедленно бросьте все, чем вы сейчас заняты, и приезжайте сюда. Слушайте меня внимательно. Я объясню вам, как проехать.
И Адам, точно во сне, записал адрес, который продиктовал ему Смоки.
– Нам нужен адвокат, – сказал Адам. – Я знаю кой-кого. Сейчас позвоню одному знакомому, чтобы он сюда приехал.
Адам сидел со Смоки Стефенсеном в его машине на стоянке местного полицейского участка. В участок он еще не заходил. Смоки уговорил его сначала выслушать все, что он сам узнал об Эрике от Аренсона по телефону, а потом лично, когда зашел в кабинет к шефу. По мере того как Адам слушал Стефенсена, его охватывало все большее волнение и все тревожнее становилось на душе.
– Давайте, давайте, – сказал Смоки. – Идите звоните адвокату. Тогда уж заодно свяжитесь с “Ньюс”, “Фри пресс” и “Бирмингем эксентрик”! Они фоторепортеров могут прислать.
– Ну и пусть присылают! Полиция явно допустила ошибку.
– Никакой ошибки тут нет.
– Да моя жена никогда бы…
У Смоки, видно, лопнуло терпение.
– Ваша жена совершила кражу! Дойдет это до вас в конце концов или нет? Она не только украла, но и во всем призналась, подписав показания.
– Никогда не поверю!..
– А зря. Мне это сказал шеф Аренсон, а он врать не будет. К тому же полицейские не дураки.
– Да, – сказал Адам, – это мне тоже известно. – Он втянул воздух в легкие и медленно выдохнул, впервые по-настоящему задумавшись с тех пор, как полчаса назад неожиданно прервалась их беседа с Персивалом Стайвезентом. Его гость уловил, что случилось нечто весьма серьезное, хотя Адам не сообщил никаких подробностей по поводу неожиданного звонка. Они условились, что Адам позвонит Перси в отель, где тот остановился, сегодня вечером или на следующее утро.
Сейчас Смоки Стефенсен сидел рядом с Адамом в машине и ждал, попыхивая сигарой так, что, несмотря на кондиционер, в салоне пахло дымом. За окном по-прежнему уныло шел дождь. Спускались сумерки. На автомобилях и в окнах зданий зажигались огни.
– Ну хорошо, – сказал Адам, – даже если Эрика действительно позволила себе то, в чем ее обвиняют, что-то тут не так.
По привычке торговец автомобилями погладил бороду. Он встретил Адама не дружески, но и не враждебно, и сейчас голос его звучал абсолютно бесстрастно.
