– Ньюкерк работал много дальше на конвейере. Он даже и не слышал ничего – кто-то рассказал ему. Он подошел, обозвал меня расистской свиньей и дал затрещину. – Мастер дотронулся до кровоподтека на щеке, которая за то время, что он находился в конторке, заметно распухла.
– А ты его ударил в ответ? – резко спросил Залески.
– Нет.
– Хорошо, что у тебя хоть на это ума хватило.
– Хватило, хватило, – сказал Паркленд. – Я уволил Ньюкерка. Тут же, на месте. Поднять руку на мастера – такое еще никому не сходило.
– Ну, это как сказать, – вмешался Иллас. – Тут многое зависит от обстоятельств. А если человека спровоцировали?
Мэтт Залески почесал затылок – просто удивительно, что при такой работе у него еще не вылезли все волосы. Эту вонючую историю должен был бы расхлебывать Маккернон, директор завода, но его не было. Он находился за десять миль отсюда, в штабе, где проходило сверхсекретное совещание по поводу “Ориона”, новой модели, которая вскоре будет запущена в производство. Иногда Мэтту Залески казалось, что Маккернон просто взял и самовольно ушел на пенсию, хотя официально до этого оставалось еще полгода.
И теперь этот “крошка” – завод очутился на попечении Мэтта Залески, и хлопот с ним не оберешься. К тому же Залески знал, что после ухода Маккернона на пенсию его не сделают директором. Его уже вызывали и знакомили с квалификационной картой. Данные на каждого сотрудника записывались в книге с кожаным переплетом, которая всегда лежала на столе вице-президента, занимавшегося вопросами производства. Всякий раз, когда открывалась вакансия или возникала возможность кадровых перемещений, вице-президент листал эту книгу. На странице, отведенной для Мэтта Залески, под его фотографией и краткими биографическими сведениями значилось: “Деловые качества полностью соответствуют занимаемому ныне служебному положению”.
Все в компании знали, что эта вроде бы невинная формулировка равносильна тому, что человека “положили на полку”. На самом деле она значила: этот человек достиг своего потолка. Он, возможно, всю жизнь просидит на этом месте, но продвижения не получит.
По правилам, сотруднику, в чьем личном деле появлялось такое заключение, обязаны были об этом сообщить. Так несколько месяцев назад Мэтту Залески стало известно, что он никогда не поднимется выше заместителя директора. Вначале он был страшно разочарован, но теперь свыкся с этой мыслью и понял, почему ему нечего ждать повышения. Ведь он – старая калоша, один из последних представителей исчезающей породы, которых начальство и советы директоров не желают больше видеть на руководящих постах. Своего нынешнего положения Залески достиг, пройдя весь путь от простого рабочего до заместителя директора завода через все промежуточные стадии – инспектор, мастер, начальник цеха; теперь лишь немногие руководители добивались своего места таким путем. У него не было диплома инженера, поскольку он не окончил школу, когда началась вторая мировая война. Правда, он получил его после войны – благодаря вечерней школе и кредитам, которые давали бывшим солдатам, а затем, будучи человеком честолюбивым, как большинство людей его поколения, которые вышли живыми из Festung Europa[4] и избегли других опасностей, начал свое восхождение по социальной лестнице. Но, как признавал сам Залески, он потерял слишком много времени и начал слишком поздно. На руководящие посты в автомобильных компаниях – и тогда, и сейчас – ставили людей молодых, способных, которые свеженькими и напористыми попадали прямиком из колледжа в личный кабинет.
Но это еще не причина, чтобы Маккернону, пока еще возглавлявшему завод, устраниться – пусть даже непреднамеренно – от разбирательства возникшего конфликта. И Залески колебался. Он вправе был послать за Маккерноном и мог сделать это немедля – достаточно снять телефонную трубку.
Два соображения удерживали его. Во-первых, как он сам себе признался, гордость: Залески прекрасно понимал, что может справиться с ситуацией не хуже Маккернона. И во-вторых, инстинкт подсказывал ему, что для этого нет времени.
– А чего добивается профсоюз? – внезапно спросил Залески Илласа.
– Ну, я толковал с председателем нашего местного…
– Давай это опустим, – перебил его Залески. – Мы оба прекрасно понимаем, что должна быть отправная точка. Так чего же вы хотите?
– Хорошо, – сказал представитель профсоюза. – Мы категорически требуем выполнения трех пунктов. Во-первых, немедленного восстановления на работе нашего собрата Ньюкерка – с компенсацией за простой. Во-вторых, извинения обоим потерпевшим. И в-третьих, снятия Паркленда с должности мастера.
Паркленд, развалившийся было в кресле, даже привскочил.
– Ей-богу, вы хотите совсем немногого!.. Могу ли я поинтересоваться, – иронически осведомился он, – когда мне извиняться: до увольнения или после?
– Извинение должна принести компания, – сказал Иллас. – А уж хватит ли у тебя порядочности добавить к этому свое собственное – не знаю.
– Да, уж это буду я решать. И пусть никто, затаив дыхание, не стоит и не дожидается.
– Если бы ты в свое время хоть немножечко затаил дыхание и подумал, мы б сейчас не распутывали всей этой истории! – обрезал его Мэтт Залески.
– Неужели ты хочешь сказать, что примешь эти его требования? – зло ткнув в сторону Илласа, спросил мастер.
– Я пока еще ничего не сказал. Я пытаюсь разобраться, а для этого мне нужна дополнительная информация. – Залески протянул руку и, загородив телефон, чтобы он не был виден двум его собеседникам, набрал номер.
Когда в трубке послышался нужный ему голос, Залески спросил:
– Как дела там у вас, внизу?
– Мэтт? – тихо переспросил голос.
– Угу…
