худо.
Алекс был убежден, что почти все директора банка видели газетную заметку, где упоминалось его имя, отсюда возникал вопрос: знал ли Алекс об осаде родной крепости и был ли с этим согласен? А если кто-то и не видел заметки, то уж Роско Хейворд постарается, чтобы ее увидели.
Хейворд своего отношения к этому не скрывал. Утром Алекс отправился прямиком к Джерому Паттертону, когда тот приехал в 10 часов. Но Хейворд, чей кабинет был ближе, явился туда первым.
— Заходите, Алекс, — пригласил Паттертон. — Мы с тем же успехом можем сыграть в тройке, вместо того чтобы устраивать две встречи по двое.
— Перед тем как мы начнем о чем-либо говорить, Джером, — сказал Алекс, — мне хотелось бы первым поднять один вопрос. Вы видели это? — Он положил на стол между ними вырезку из вчерашней “Ухом к земле”.
Хейворд пренеприятным тоном вставил:
— А вы думаете, в банке есть хоть один человек, который бы этого не видел?
Паттертон вздохнул:
— Да, Алекс, я это видел. Кроме того, с десяток людей обратили на это мое внимание, и я не сомневаюсь, их будет больше.
— В таком случае, — твердо произнес Алекс, — вы обязаны знать, что все напечатанное лишь злонамеренная ложь, и ничего больше. Я даю вам слово, что абсолютно ничего заранее не знал, а когда это началось, знал столько же, сколько и остальные.
— Очень многие, — вставил Роско Хейворд, — могут счесть, что при ваших связях, — слово “связи” он иронически подчеркнул, — подобное неведение маловероятно.
— Все мои объяснения, — отрезал Алекс, — обращены к Джерому.
— Когда публично оскорбляют достоинства банка, нас это всех касается, — не пожелал остаться в стороне Хейворд. — Что же до вашего так называемого объяснения, то неужели вы серьезно думаете, будто кто-то поверил, что все эти дни — среду, четверг, пятницу, выходные дни и понедельник — вы не знали, совершенно ничего не знали о том, что тут замешана ваша приятельница?
— Да, Алекс, как вы это объясните? — поинтересовался Паттертон.
Алекс почувствовал, как краска бросилась ему в лицо. Ему было неприятно — как уже не раз со вчерашнего дня, — что Марго поставила его в это нелепое положение.
Как можно спокойнее он рассказал Паттертону о том, что на прошлой неделе у него возникло предположение о причастности Марго, а потом он решил, что ничего не изменится, если он станет обсуждать такую возможность с остальными. Алекс сказал, что не видел Марго уже больше недели.
— У Волана Уэйнрайта возникла такая же мысль, — добавил Алекс. — Он сказал мне об этом сегодня утром. Но Нолан тоже смолчал, ибо у нас обоих это была лишь догадка, подозрение до появления заметки.
— Кто-нибудь вам поверит, Алекс, — произнес Роско Хейворд. Его тон и выражение лица говорили: но не я.
— Ну ладно, ладно, Роско! — мягко произнес Паттертон. — Хорошо, Алекс, я принимаю ваши объяснения. Хотя надеюсь, вы используете ваше влияние на мисс Брэкен, чтобы в будущем она направляла свою артиллерию куда-нибудь еще.
— А еще лучше — вообще никуда, — добавил Хейворд.
Проигнорировав последнее замечание, Алекс сказал президенту банка с натянутой, кислой улыбкой:
— Можете на это рассчитывать.
— Спасибо.
Алекс был уверен, что Паттертон сказал по этому поводу последнее слово и их отношения могут вновь стать нормальными, по крайней мере внешне. А вот что оставалось внутри — в этом он не был уверен. Возможно, в уме Паттертона да и остальных — включая некоторых членов совета директоров — рядом с доверием к Алексу будет теперь стоять знак сомнения. Или будет по крайней мере неуверенность в том, насколько осторожен Алекс в компании.
В любом случае сомнения и неуверенность будут присутствовать в сознании директоров в конце этого года, когда не за горами отставка Джерома Паттертона и совет директоров вновь станет обсуждать вопрос о президенте банка. И хотя в определенных отношениях директора — великие люди, в других отношениях — как знал Алекс — они могут быть мелочными и предвзятыми.
Почему? Почему все это должно было случиться именно сейчас?
Марго увидела, что он помрачнел еще больше, — в ее глазах стоял вопрос, она с тревогой и неуверенностью смотрела на него.
— Я причинила тебе неприятности. И немалые, мне кажется. Так давай оба перестанем притворяться, что это не так.
Он собрался было вновь ее переубеждать, но затем передумал, зная, что настало время им обоим вести себя честно.
— Следует сказать еще вот что, — продолжала Марго, — мы говорили об этом, зная, что это может произойти, и спрашивали себя, останемся ли мы теми же людьми — людьми независимыми — и будем ли по-прежнему вместе.
— Да, — сказал он, — я помню.
— Только, — проговорила она с кривой усмешкой, — я не ожидала, что это настанет так быстро.
Он потянулся к ней, как делал много раз прежде, но она отодвинулась, покачав головой:
— Нет, давай разберемся.
Он понял, что их отношения неожиданно достигли кризиса.
— Это случится вновь, Алекс. Давай не будем обманывать себя, будто это не так. Да нет, не с банком, с другими похожими вещами. И я хочу быть уверенной, что мы выдержим, независимо от того, когда это произойдет, причем выдержим не однажды, в надежде, что это последний раз.
Он знал, что она говорит правду. Образ жизни Марго уже был предметом для конфронтации, и поводов для этого будет еще много.
Правдой было и то, что, как отметила Марго, они говорили об этом раньше — всего лишь полторы недели назад. Но тогда спор был абстрактным, выбор менее четким и не столь жестко обозначенным, каким его сделали события прошедшей недели.
— Мы с тобой могли бы, — сказала Марго, — покончить с этим прямо сейчас, пока нам еще хорошо, пока мы еще не подошли к черте. Никаких обид ни у тебя, ни у меня — просто разумное решение. Если мы так поступим, перестанем видеться и появляться вместе, об этом быстро распространится слух. Так всегда бывает. И хотя это не зачеркивает того, что происходило в банке, тебе будет там легче.
Алекс понимал, что это тоже правда. У него было легкое искушение принять предложение, изгнать — напрочь и быстро — осложнение из своей жизни, осложнение, которое с годами скорее будет расти, а не исчезать. Он опять задумался: “Почему столько проблем, столько тягот свалилось одновременно: ухудшение здоровья Селии; смерть Бена Росселли; борьба в банке; незаслуженная отповедь сегодня? А теперь еще Марго и выбор. Почему?”
Этот вопрос напомнил ему о случае, происшедшем много лет назад, когда он был в канадском городе Ванкувере. Молодая женщина разбилась насмерть, выпрыгнув с 24-го этажа, а перед тем как прыгнуть, написала помадой на оконном стекле: “Почему, ах, почему?” Алекс не знал ее, позже он даже не поинтересовался, в чем были ее проблемы, решения которых она не нашла. Но он жил в отеле на том же этаже, и словоохотливый помощник управляющего показал ему грустную надпись помадой на стекле. Воспоминание об этом осталось с ним навсегда.
Почему, ах, почему мы принимаем те или иные решения? Или почему так решает жизнь? Зачем он женился на Селии? Почему она потеряла рассудок? Почему он оттягивает развод? Зачем Марго понадобилось быть активисткой? Почему он раздумывает сейчас, не отказаться ли от Марго? Так ли сильно он хочет стать президентом “ФМА”?
Нет, не так сильно!
Он заставил себя спокойно принять решение и перестал хмуриться. Пусть идет все к черту! Ни ради “ФМА”, ни ради совета директоров, ни ради личных амбиций он не отступится, никогда не отступится от
