– Признавайся, негодяй: опять с фильтром мудрил? - спросил у него Жильцони.
– Честное слово, хозяин… Одна только затяжка… - виновато пробормотал Исав.
– Ладно, с тобой разговор впереди, - оборвал Жильцони.
Они миновали голую террасу летнего кафе, засыпанную листьями, и вышли на главную аллею, круто загибающуюся кверху. Темнело, и упругий пластик аллеи начинал светиться. Обнаженные сучья деревьев казались вырезанными на фоне темно-серого неба.
– Ишь, додумались, - сказал Исав, топнув по пластику, который все больше наливался светом.
– За пятнадцать лет и не такое придумаешь, - буркнул в ответ Жильцони.
Исав промолчал.
Мальчишки, игравшие в заброшенных вагончиках фуникулера, не обратили на них никакого внимания.
Крутая лестница с сильно выщербленными каменными ступенями замедлила движение троицы.
– Живей, живей, - торопил Жильцони. - Он вдохнул немного, скоро придет в себя.
На опушке, где они оставили свой орнитоптер, никого не было. У кого могли найтись тут дела - на пустыре, заросшем подозрительным кустарником, да еще под вечер?..
Надкрылья машины раскачивались и жалобно поскрипывали под порывами ветра. Жильцони хлопнул по тонкому стрекозьему туловищу аппарата.
– Вот кто нас еще не подвел, - сказал он. - Не то, что твои избранники.
Исав поправил:
– Не мои, а Бига.
Вдвоем они не без труда втолкнули Лиго в открытый люк орнитоптера, для чего пришлось преодолеть короткий - в три ступеньки - трап.
– Остается выколотить из этого липового акробата уравнение мира, сказал Жильцони и откинулся на спинку пилотского кресла.
Машина устремилась в темное небо, и сила инерции вдавила их в сиденья. Ставен откатился в дальний угол тесной кабины и там застыл в нелепой позе, разбросав руки.
– Как с креста снятый, - кивнул Исав в сторону неподвижного акробата.
Автопилот вел машину к Скалистым горам, по заданному курсу.
Отблески факелов на воде казались маслянистыми. Ветра почти не было, и высокие языки пламени едва колыхались. Один факел, установленный у края плота, сшибла танцующая пара, и он с шипением упал в воду, оставив белесое облачко пара.
Сейчас уже, пожалуй, никто не помнил, кому первому пришла в голову идея - устраивать выпускной банкет при факелах, на специально сооруженных для этой цели плотах. Ровные - одно к одному - бревна были обшиты поверху пластикатовым листом, чтобы удобно было танцевать.
Оркестр - семеро энтузиастов из числа выпускников физического факультета - помещался чуть поодаль, а сторонке, поближе к темной громаде бездействующего маяка, на небольшом плоту. Связь с музыкальным плотом осуществлялась с помощью акустических волн, а говоря проще - веселых криков, без устали будоражащих залив Дохлого кита.
– Эй! Сыграйте 'Возвращение'!
– Ради бога, 'Отца Кнастера'.
– 'Попутный вете-е-ер'!..
Пары на большом плоту, причудливо подсвеченные настоящими смоляными факелами, казались диковинными четырехногими существами - выходцами из иных миров.
Длинный стол установили на Самом краю плота, чтобы не мешать танцующим.
Когда все сгрудились вокруг закусок, плот угрожающе накренился, что вызвало новый взрыв веселья.
– Все на дно!
– Покормим рыб!
– Привет от Дохлого кита!
– Правда, красиво? - шепнула Шелла своему спутнику.
– Что именно? - поинтересовался тот, отламывая мясистую клешню краба.
– Ну, все это… - Шелла сделала неопределенный жест. - Ночь с дымными факелами, танцы на плоту…
Ее партнер пожал плечами:
– Что ж тут Красивого? Искусственное разжигание эйфории посредством повторяемых телодвижений, а также с помощью горячительных напитков.
– Альви, прекрати, - сказала Шелла. В голосе ее дрожали слезы.
– Ладно, я пошутил, - пробурчал Альвар примирительно.
– От твоих шуток не становится веселее. -…Наша семья последний день сегодня вместе, - надрывался кто-то в конце стола.
– Не день, а ночь, - поправили его.
– Тем более! - парировал оратор. - И наш плот, друзья, - это не плот… Это корабль, на котором мы, вооруженные знаниями, вплываем в будущее.
– Гип-гип!
– Выпьем за университет.
– Альма матер!
– Лучший из лучших!
– Чтоб он провалился, - явственно прорезался голос с другого конца стола.
– Минутку, - взывал оратор, тщетно стуча вилкой о фужер. - Я еще не кончил!
Кто-то хлопнул шампанским, и пробка, описав высокую дугу, шлепнулась в воду.
– Итак, наш корабль входит в будущее! Гром пушек заменяют ему выстрелы шампанского. Так пусть никогда и никто из нас не унизится до того, чтобы служить пушкам…
Конец тирады потонул в нестройных выкриках.
– Отставить пропаганду!
– Кто тебе платит?
– Интеллигент паршивый! ('Интеллигент' на курсе было ходовым ругательством).
Шелла вздохнула:
– Неужели хотя бы сегодня нельзя без политики?
– Политика - удел бездарностей, - ответил Альвар. Он сощурился и добавил: - Ею занимается из физиков только тот, кто в науке составляет абсолютный нуль.
– Или тот, кто состоит на жалованье в Управлении охраны социального порядка, - меланхолично добавил сосед.
– Мы, люди конца восьмидесятых годов XX века… - бубнил чей-то пьяный голос.
Кто-то предложил:
– Тост - за Марка Нуша.
– Нуш отошел от науки, - перебили его.
– Ну, тогда выпьем за Альвара Жильцони! Уж он-то от науки пока не отошел.
Несколько голосов подхватило тост:
– За курсового гения!
– За дикаря!
– И за его уравнение мира…
– Которое он непременно откроет, - закончил неугомонный тенорок.
Растолкав подвыпивших однокашников, Альвар протиснулся к председательскому месту. Шум на плоту утих. Чудаковатый Жильцони был из тех, от кого в любую минуту можно было ожидать чего угодно.
– Я принимаю ваш тост, - звонко произнес Альвар и тряхнул гривой волос. - Уравнение мира - это то, чему стоит посвятить всю жизнь. И будь у меня десять жизней - я их все, не задумываясь, сжег бы, чтобы
