Она знала, что встретит здесь Генри Киллигрю. Ей нужно было найти его побыстрее, так как Роза все еще в крайней опасности. Если ей не удастся застать его у дома леди Беннет, тогда она найдет его у дома Дамарис Пейдж. Она могла быть уверена, что такого распутника, каким был дружок Розы, наверняка можно найти в одном из злачных мест Лондона.
Нелл чувствовала себя очень повзрослевшей за эти последние дни. Из ребенка она превратилась во всепонимающую женщину.
Ничто из того, что она узнала о Генри Киллигрю, не удивило бы ее больше, чем то, что он бывал в переулочке Коул-ярд.
А встретилась она с ним около дома леди Беннет. Она подбежала к нему, упала перед ним на колени и взяла его за руки. С ним рядом шел другой джентльмен, он удивленно поднял брови и изумленно посмотрел на своего спутника.
– В чем дело, Генри? – спросил он. – Кто этот ребенок?
– Бог мой! Клянусь, я где-то видел эту голодранку.
– У тебя странные знакомства, Генри.
– Я – Нелл, – воскликнула Нелл. – Сестра мисс Розы.
– Ну, конечно же, я вспомнил! Как поживает мисс Роза?
– Скверно! – неожиданно зло ответила Нелл. – А вас это, кажется, совсем не занимает?
– А меня это должно занимать? – спросил он игриво. Его спутник цинично улыбался.
– Если вы не подлец, то должно, – отчеканила Нелл. Генри Киллигрю повернулся к своему спутнику:
– Этот ребенок раздает крепкие напитки в публичном доме матушки Гвин.
– И крепкие словечки тоже, ручаюсь, – сказал тот.
– О да, злоязычный бесенок, – ответил Генри. Нелл вдруг воскликнула:
– Сестра в тюрьме. Ее повесят.
– Что? – равнодушно спросил компаньон Генри. – Уже и шлюх вешают? Это никуда не годится.
– Действительно, никуда не годится! – воскликнул Генри. – Перевешать всех женщин в Лондоне и оставить нас одних!
– Боже, храни всех шлюх Лондона! – прибавил другой.
– Ее собираются вешать за то, чего она не делала, – сказала Нелл. – Вы должны спасти ее. Вы должны вызволить ее из тюрьмы. Это из-за вас она туда попала.
– Из-за меня?
– Точно, сэр. Она надеялась, что вы придете, но пришел другой, а не вы. Она ему отказала, а он обвинил ее в преступлении. Это мясник с Ист-Чипского рынка. Роза не могла с ним… после вашей светлости.
– Бесенок капнул меда в уксус, Генри, – сказал как бы между прочим его приятель, поправляя свои кружевные манжеты.
– Оставь свои насмешки, – ответил Генри неожиданно серьезно. – Бедняжка Роза. Значит, этот мясник засадил ее в тюрьму, да?.. – Он повернулся к приятелю. – Послушай, Браун, это нельзя так оставить. Роза славная девушка. Я как раз сегодня собирался зайти к ней.
– Тогда зайдите к ней в тюрьму, сэр, – попросила Нелл. – Зайдите к ней, и вы, такой важный джентльмен, конечно же, сможете устроить, чтоб ее освободили.
– А этот бесенок хорошего мнения о тебе, – сказал Браун.
– И его не следует портить.
– Ты куда, Генри?
– Я иду повидаться с мисс Розой. Я люблю Розу. И предвкушаю много счастливых часов с ней.
– Господь вознаградит вас, сэр, – сказала Нелл.
– И Роза тоже, я полагаю, – заметил Браун.
Они зашагали в сторону от дома леди Беннет; Нелл бежала рядом с ними.
Жизнь была воистину прекрасна.
Больше не было необходимости скрывать свою миловидность. Теперь она мыла и расчесывала свои волосы – и они ниспадали ей на спину легкими волнами. Не нужно было изображать косоглазие и хмуриться – и она могла смеяться сколько ей вздумается, чаще всего она так и делала.
В тот день, когда она вошла в Королевский театр, в Лондоне не было девушки радостнее ее. Леди Каслмейн, хоть она и слыла королевской любовницей, не могла быть счастливее маленькой Нелл Гвин в ее блузке с глубоким вырезом, корсете, юбке, накидке из грубой шерсти и косынке вокруг шеи. И обута она была в настоящие туфли! Каштановые локоны едва касались ее открытых плеч; теперь она выглядела соответственно своему возрасту. Ей исполнилось тринадцать лет, и хотя в ее тринадцать лет она все же была крошкой в сравнении со сверстницами, – это была прелестнейшая крошка.
Мужчины теперь могли смотреть на нее сколько заблагорассудится, ибо – Нелл первая готова была это признать – за погляд денег не берут, а любой зритель в конце концов мог заплатить свои шесть пенсов за один из ее апельсинов.
Если же кто-либо пытался вольничать, наталкивался на поток брани, который ошеломлял еще и потому, что изливался из ротика такого крошечного и очаровательного создания. И в партере, и на всех галереях говорили, что самой хорошенькой девушкой из продавщиц апельсинов у Мэри Меггс была крошка Нелл
