вставил инспектор.
— А чем же еще? Она слишком часто искушала судьбу, и вот результат. Было безумием позволить ей приехать сюда, и мне следовало это знать.
В этот момент инспектор в первый раз ощутил благодарность за присутствие сержанта Тейта. Допрос, который он с таким успехом ухитрился довести до этого момента, грозил полностью выйти из-под контроля. Основательный и медлительный Тейт, который записывал что-то себе в блокнот, сидя сбоку у стола, сейчас, когда он имел дело с человеком, находящимся на грани истерики, внушал ему чувство надежности и уверенности. Нарочито деловитым тоном инспектор сказал:
— Почему было безумием привезти ее именно в Маркгемптон? Я бы сказал, вообще-то это довольно безопасный город.
На лице Сефтона появилось выражение хитрого безумства.
Маркгемптон полон людей, которые хорошо знали мою жену. Слишком хорошо знали ее, сказал бы я — и гораздо раньше, чем я ее, — приятная вещь для мужа, не правда ли? Взять хотя бы Эванса — он знал ее еще с тех пор, как она приехала из Польши. Вентри тоже — они познакомились в Лондоне, когда у него еще не было здесь дома, — как вы можете доверять своей жене с таким человеком, как он? Она клялась, что никогда не виделась с этим типом Петигрю, но вы думаете, я ей поверил? Они долго беседовали на приеме у Вентри, как старые друзья. И как будто этого было недостаточно, она еще выходит, встречает и улыбается Диксону — Диксону! Вы знаете, кто такой Диксон? — неожиданно спросил он.
— Насколько я знаю, это секретарь оркестра, — ответил несколько удивленный инспектор.
— Он бывший муж моей жены. Теперь вы понимаете?
— Вполне понимаю, что встреча с ним могла быть достаточно неловкой, но в конце концов…
— Неловкой! Неловкой, и только?! Господи! Неужели вы не понимаете, что это был ад? Я предупредил ее об опасности, навстречу которой она мчится, но она и внимания на это не обратила.
— О какой конкретно опасности вы говорили, мистер Сефтон?
Сефтон дико расхохотался:
— Хорошенькое дело, о какой опасности! Жену убили, а вы спрашиваете, о какой опасности я ее предупреждал!
— Я не об этом вас спрашиваю, — подчеркнул инспектор. — Я спрашиваю, какой опасности, по- вашему, она подвергалась, встретившись с джентльменами, о которых вы упомянули, и, в частности, с мистером Диксоном.
Сефтон ответил не сразу. Он сидел, тяжело дыша и барабаня пальцами по ручке кресла.
— Я думал, это очевидно, — наконец произнес он тихим бесцветным голосом. Казалось, возбуждение внезапно оставило его, и он выглядел уставшим и почти равнодушным.
— Для меня это далеко не так очевидно, — сказал Тримбл. — Я понимаю, что привлекательная женщина находится в опасности от… от человека, который заявляет о своем праве ревновать ее за внимание к другим мужчинам, скажем так. Почему она подвергалась опасности со стороны мужа, с которым разведена? Я бы сказал, что он последний, кто имел причины принести ей вред.
Сефтон молчал.
— Вы уверены, что существовала конкретная опасность, о которой вы ее предупреждали, мистер Сефтон? Или ваше предостережение было угрозой того, что вы могли с ней сделать, если она будет слишком дружелюбна с другими мужчинам?
Кровь бросилась в лицо Сефтону.
— Нет, нет! — воскликнул он с почти прежней энергией. — Говорю вам, я любил свою жену! Я не тронул бы и волоска у нее на голове!
— Прекрасно. — Инспектор резко прекратил спор и вернулся к деловитому тону. — Вы сказали, что около сорока минут восьмого покинули Холл и отправились на прогулку. Куда вы направились?
— Не знаю. Никуда конкретно. Просто ходил взад-вперед. Я не уходил далеко от Сити-Холл, опасаясь заблудиться.
— И вернулись вы во сколько?
— Кажется, около половины девятого. Я собирался вернуться задолго до антракта, чтобы узнать, не желает ли жена проиграть какую-либо из пьес во второй части программы. Вернувшись, я удивился, что не слышу звуков музыки, хотя концерт еще должен был продолжаться. Я даже подумал, не остановились ли у меня часы. Я вошел через служебный вход. Никого не встретив, я прошел прямо в артистическую комнату. Там были Эванс и доктор. Они… Они сказали мне…
Голос его оборвался.
— Хорошо, — нарушил молчание Тримбл. — Вы можете назвать мне кого-либо, с кем вы виделись или разговаривали во время вашей почти пятидесятиминутной отлучки из Сити-Холл?
Сефтон медленно покачал головой.
— Не думаю… — начал он, затем лицо его прояснилось. — Да, я вспомнил. С кем-то говорил…
— Вот как? И кто это был?
— Понятия не имею.
— Вы действительно хотите сказать, что с кем-то разговаривали и не знаете, кто это был? — недоверчиво уточнил инспектор.
— Откуда я могу его знать? — сказал Сефтон. — В тот вечер я думал только о своем. Повторяю, это был просто прохожий, мимо которого я прошел с каким-то случайным замечанием, а потом и думать про него забыл.
— Для вас было бы полезно что-нибудь вспомнить о нем, — сухо сказал Тримбл.
— Ну а я не могу вспомнить. У меня осталось только смутное воспоминание, что я говорил с мужчиной, вот и все. Хотя минутку… Кажется… Да, я четко помню, что он был в какой-то форме.
— В полицейской?
— Нет… нет, я совершенно уверен, что это был не полисмен.
— Отлично. Если позволите дать вам совет, сэр, вам стоило бы предпринять кое-какие меры к тому, чтобы как можно скорее найти человека в форме, который не был полисменом, — добавил он выразительно. — А сейчас, сэр, я попрошу отпечатать ваши показания, и вы сможете прочитать и подписать их.
Сержант Тейт старательно прочистил горло.
— Вы что-то хотите сказать, сержант? — высокомерно спросил его Тримбл.
— Да, сэр. Я хотел бы спросить у джентльмена, не играет ли он на кларнете.
— Нет, — сразу сказал Сефтон. — Не умею и не играю. А почему вы спрашиваете?
Никто из офицеров не ответил на его вопрос. Но Тримбл посмотрел на Тейта и спокойно сказал:
— Благодарю вас, сержант.
И содержался ли в его замечании сарказм или нет, Тейт никак не мог определить.
Глава 11
СОВЕЩАНИЕ С ШЕФОМ
Хотя Тримбл никому, даже самому себе, в этом не признавался, в глубине души он побаивался начальника полиции. Не потому, что шеф был грозной личностью или ярым приверженцем строгой дисциплины. Напротив, это был спокойный, скромный человек, и прекрасно относился к своим подчиненным. Лично Тримбл ничего не имел против мистера Макуильяма, который доверял, помогал ему и всячески продвигал по службе. Тем не менее в отношении к нему у начальника неуловимо сквозило нечто, все время нервировавшее Тримбла. Он редко делал замечания, его предложения всегда были ценными и существенными, его поведение было неизменно вежливым и сдержанным. На самом деле, как в конце концов понял Тримбл, настоящая проблема заключалась в том, что, казалось, шеф не принимал своего помощника инспектора всерьез. Нет, разумеется, никто бы не мог сказать, что Макуильям несерьезно относится к самой работе. Более преданного своему делу полицейского не существовало. Но во время и после работы, когда они вместе проводили самые ответственные совещания, Тримбла не оставляло
