тревожное и даже пугающее сознание, что его пристально и внимательно рассматривают, хотя и вполне добродушно, и что изучающего отчасти забавляет то, что он видит. Как и у каждого человека, у инспектора были собственные убеждения, настолько глубоко въевшиеся в его натуру, что подвергать их сомнению без риска разрушить все здание, то бишь его личность, было невозможно. Отношение начальника полиции к своему молодому помощнику подкосило сразу два из этих основополагающих постулата тот, что утверждал высокую значительность личности Тримбла, и другой, согласно которому однозначно считалось, что он, Тримбл, в высшей степени одарен тонким чувством юмора, тогда как никто другой, а тем более человек, чье имя начинается с шотландской приставки, не в состоянии понимать шутку. Неудивительно, что еще до начала этой двойной атаки на цитадель ее гарнизон ощутил ужас.
Несмотря на все это, внешне инспектор выражал полную уверенность, после окончания допроса Стефтона направляясь в сопровождении сержанта Тейта в кабинет старшего констебля. Как обычно, он застал шефа удобно развалившимся в кресле за огромным столом, совершенно свободном от бумаг. Первым делом мистер Макуильям после назначения его начальником полиции уничтожил корзину для бумаг с надписью «Незавершенные дела», украшавшую стол с незапамятных времен. Его простая система работы заключалась в том, чтобы отделаться от каждого дела, которое к нему попадало, а затем немедленно переходить к следующему. Он ухитрялся сочетать это правило со строгой приверженностью к соблюдению ежедневного распорядка дня благодаря своей способности к сосредоточенной работе, которой его тихая и вроде бы небрежная манера полностью противоречила.
— Что ж, инспектор, — начал он, — я решил обсудить с вами и Тейтом это дело Карлесс. Я просмотрел бумаги, которые вы прислали мне утром, и дело кажется мне довольно неприятным, весьма неприятным. Полагаю, у вас было много хлопот?
— Весьма много, сэр, — вздохнул Тримбл.
— Я уже говорил с коронером. Он сказал, что расследование назначено на завтра. Следовательно, вы намерены просить отсрочку?
— Да, сэр. Мы не готовы к завтрашнему дню.
— Понятно. А каково, собственно, положение с расследованием? Если не возражаете, я бы хотел послушать, что вы имеете на сегодня.
Надо сказать, устный отчет давался Тримблу с трудом. На бумаге его стиль был четким и ясным, он тщательно избегал высокопарных штампов обычных полицейских рапортов. Но когда дело доходило до устного доклада, с языка упорно срывались жаргонные словечки, подхваченные еще в юности, которые современные педагоги учат презирать. Его усилия избегать их или подбирать приемлемую замену время от времени вынуждали его заикаться и что-то бессвязно мямлить. Этому явно не способствовала любезная помощь сержанта Тейта, у которого всегда были наготове те самые штампы, от использования которых он так старательно пытался уклониться. К тому моменту, когда он закончил отчет под внимательным оценивающим взглядом Макуильяма, по его лбу стекал обильный пот.
— Хорошо. — Макуильям надолго замолчал, оставаясь в прежней небрежной позе с засунутыми в карманы руками. Его взгляд бродил по потолку, полные губы вытянулись в трубочку, будто он приготовился свистнуть. — В этом деле есть несколько очень странных моментов, — наконец сказал он. — Попробую их рассортировать. Скажу вам, Тримбл, вы уже это сделали (Здесь его мягкие голубые глаза внезапно взглянули на инспектора с полной серьезностью. «На самом ли деле он так серьезен, как кажется?» — в смятении спросил себя Тримбл.), но мне будет полезно снова пробежаться по ним, если, конечно, вы не против. Первый момент. Во время репетиции мисс Карлесс поссорилась со Збарторовски. Это привело к тому, что в оркестре стало недоставать одного кларнетиста. Второй пункт. Вместо него был приглашен Дженкинсон, и была заказана машина, чтобы забрать его на станции, но машина отправилась встречать не тот поезд и упустила его. Третий момент. Машина, которая встретила Дженкинсона, фактически принадлежит Вентри, и водитель, кто бы он ни был, отвез его не по адресу, таким образом убрав его с дороги до совершения убийства. Четвертый пункт. Вентри не смог вовремя попасть на концерт, поэтому пришлось переставить номера программы. Пятый. Кто-то играл на кларнете, и этот кто-то исчез сразу после обнаружения убийства. Все эти факты совершенно неоспоримы и не зависят от того, сможем ли мы кого-то назвать подозреваемым. До сих пор я рассуждаю правильно?
— Да, сэр, — подтвердил Тримбл.
— Возможно, не все они одинаково значительны, возможно, не все эти факты связаны с преступлением — а может, и ни один из них, — но, взятые вместе, они представляются очень странным набором фактов, которые необходимо объяснить.
— Согласен, сэр, и мое объяснение…
— Значит, у вас имеется объяснение, Тримбл? Превосходно! Объяснение, которое относится ко всем пяти пунктам?
Тримбл со смущением почувствовал, что попал в ловушку. Он немного поразмыслил.
— Нет, сэр, не ко всем, — признался он. — Но ведь не обязательно, что все они связаны между собой, вы только что сами об этом сказали.
— Существует старый добрый принцип, советующий нам в случае обнаружения целой цепочки странных на первый взгляд фактов предпочитать гипотезу их единого происхождения случайному совпадению, — сказал старший констебль, и впервые его шотландский акцент заметно проявился. — Не уверен, что я сформулировал это очень правильно, — извиняющимся тоном добавил он, — но этому или чему-то в этом смысле учили меня в студенческие годы. Другими словами, если эти факты не связаны между собой, а также с шестым, и самым важным, фактом, которым является собственно убийство, тогда в связи с этим концертом происходило слишком много удивительного. Возьмем факты по порядку: если бы Збарторовски не отказался участвовать в концерте, тогда не пригласили бы Дженкинсона; если бы автомобиль Фаррена приехал бы к нужному поезду, Дженкинсон участвовал бы в концерте; если бы Вентри приехал в Сити-Холл вовремя, чтобы исполнить свою пьесу на органе, его машина не могла бы увезти Дженкинсона в Дидфорд-Парва, и Дженкинсон успел бы добраться сюда до начала концерта. Все эти события произошли до того, как неизвестный кларнетист занял его место в оркестре, и, если бы наш незнакомец этого не сделал — что ж, тогда вполне разумно предположить, что сейчас мы не обсуждали бы этот случай. Что вы об этом думаете, Тейт?
Сержант Тейт, к которому так внезапно обратились, не торопился с ответом. Медленно покачав головой и вздохнув, он заметил:
— Сдается мне, что все это очень смахивает на дом, который построил Джек, сэр.
— Очень, очень хорошее сравнение, — поощрительно сказал мистер Макуильям.
— Благодарю вас, сэр, — скромно ответил сержант.
В душе Тримбла происходила борьба между презрением к тупости Тейта и завистью к той простоте, с которой этот деревенщина воспринял такую похвалу.
— Должен признать, сэр, — упрямо гнул свое инспектор, — я не могу объяснить первый пункт. Но я не вижу, что он требует объяснения. В конце концов, тот факт, что оркестру понадобился кларнетист, мог быть просто удачной случайностью, которая и дала убийце возможность совершить преступление. Допустим, весь план убить мисс Карлесс появился только после репетиции, то есть фактически с этого и зародился?
— Хорошо, я готов это допустить. Так что же из этого следует?
— Вот как я это себе представляю, сэр. Мы ищем убийцу, который умеет играть на кларнете. Это умеет Вентри, хотя никто из оркестрантов об этом не знает. Они ожидали, что он займет свое место за органом, но он не появился. Никто не ожидал, что он поднимется в оркестр, во всяком случае, в критический момент никто не смотрел в ту сторону. Аудиторию это также не интересовало, за исключением двоих — мистера Диксона и мистера Петигрю, — а их показания и гроша медного не стоят. С самой простой маскировкой или совсем без нее он мог проскользнуть за кулисы, и никто его не заметил. Он утверждает, что машину украли, когда она стояла перед домом, но я ему не верю! Думаю, он направился на ней на станцию Истбери, закинул Дженкинсона в Дидфорд-Парва и успел вернулся в Сити-Холл, чтобы убить мисс Карлесс в тот момент, когда исполнялся гимн. Это объясняет все пункты дела, сэр, и более того, дает нам гипотезу единственного… как там… в том, что касается изменения порядка концерта… если вы меня понимаете, сэр.
Старший констебль, выслушавший его с огромным вниманием, в ответ медленно кивнул:
— Да, д-да. Вы изложили свою точку зрения очень… очень убедительно, Тримбл. Но мне кажется, она
