от полиции в Истбери. Я покажу вам, что они…
— Подождите минутку, давайте разберемся по порядку. Скажите мне сначала, известно ли Маршаллу, что этот нож из Истбери?
— Нет. Нам было неизвестно об этом в тот момент, когда он давал показания.
— Так. А ему потом показывали нож?
— Нет. Я помню, что его исследовали на предмет отпечатков пальцев. Кстати, никаких отпечатков не обнаружили.
— Понимаю. Я бы предложил — думаю, это неплохой план — предъявить ему нож и спросить, видел ли он его когда-нибудь. Если он скажет, что не знает, что это за нож, сказать ему, откуда он появился, и посмотреть на его реакцию.
— Как, вы думаете, он поведет себя?
— Если его признание — выдумка и он считает, что виновата мисс Бартрам, он выдаст себя.
Суперинтендент задумался, а Маллет продолжал:
— Он сразу поймет тот факт, что у нее не могло быть этого ножа, потому что она не присутствовала на суде в Истбери.
— Но он-то присутствовал, — возразил Брау. — Он сам мог дать ей нож.
— Не исключено. Но дело не в этом. Если он действительно дал ей нож, она могла совершить убийство — с его помощью или без. В этом случае он будет настаивать на своей истории. Если же он не давал ей ножа, то сообразит, что она невиновна, и сразу заговорит по-другому.
— А что, если он сказал правду, то есть что он действительно убил судью?
— Тогда тем более. Зачем ему идти на виселицу, если от этого ничего не изменится? Если я прав и он откажется, это еще не доказывает, что он невиновен, но доказывает, что невиновна она. Таким образом, у нас будет одним подозреваемым меньше.
Маллет, довольный собой, подергал себя за ус.
— А теперь, — сказал он со вздохом, — надо разобраться в остальном.
С помощью суперинтендента Маллет начал отделять зерна от плевел и быстро разобрался в показаниях свидетелей трагедии, задержавшись на двоих. Показания Хильды были короткими и содержали минимум информации. Сначала Бимиш, потом Шейла Бартрам и Маршалл отвлекли ее внимание от мужа. По ее мнению, Маршалл отсек ее от судьи, хотя она старалась держать его за руку. Когда Хильда наконец снова приблизилась к мужу, он вдруг споткнулся и упал ей на руки. Это все.
— Мы не могли долго расспрашивать ее, — пояснил суперинтендент. — Она была в подавленном состоянии. В любом случае я сомневаюсь, что леди Барбер может сообщить что-то новое.
— Вряд ли, — возразил Маллет. — Кстати, — спросил он вдруг, — вы, случайно, не знаете, была ли она тогда в суде?
— Случайно, знаю. Опрашивая свидетелей, мы заодно узнали у служителя кабинета судьи, что она просидела там все послеобеденное время, пока не закончилось слушание.
— Ясно. А вот еще показания, которые заинтересовали меня.
— Петигрю? Он изложил все толковее, чем все остальные, но видел меньше, чем другие, потому что не был в центре событий, так сказать.
— Меня больше интересует сам господин Петигрю, чем то, что он рассказал.
— Например?
— Вы не обратили внимания на то, что он не говорит, почему он там оказался. Он пишет: 'Примерно в 4:20 пополудни 12 апреля 1940 г, я находился около входа для судей Центрального уголовного суда…'
Почти все показания так начинаются, — заметил Брау. — Полицейский, который снимал показания, по всей вероятности, задавал наводящий вопрос, чтобы разговорить свидетеля. В любом случае господин Петигрю — адвокат, и он по службе мог находиться рядом со зданием суда.
— Но я не слышал, чтобы господин Петигрю когда-либо вел уголовные дела в Центральном уголовном суде, — возразил Маллет. — У него другая практика. Конечно, не исключено, что могло возникнуть какое-то дело в уголовном суде, особенно сейчас, во время войны, когда многих адвокатов призвали в армию, но все-таки странно, что он оказался именно в том месте и в то время. Надо будет проверить. — Он сделал пометку и продолжил: — Теперь насчет ножа. Вы сказали, что получили донесение из полиции Истбери, не так ли?
— Да, получили. Очень интересное донесение. Прочтите сами.
— Значит, дело обстояло так, — подвел итог инспектор, дважды прочитав бумаги, которые дал ему Брау. — Этот паршивый нож был представлен как улика на суде над Окенхерстом в Истбери в декабре. После слушания нож исчез и объявился четыре месяца спустя. Нашли его в спине судьи Барбера. Последний раз его видели в руках судьи во время его заключительной речи, потом на столе судьи. М-да. И они сделали список людей, сидевших на судейской скамье. Слева направо: старший констебль капитан Тревор, клерк судьи Бимиш, Маршалл, судья в центре, шериф сэр Уильям Кэндиш, леди Кэндиш, леди Барбер, помощник шерифа Грэнби — вот это да!
— Что такое? — спросил суперинтендент.
— Ничего особенного, я просто очень удивился. Господин Виктор Грэнби помощник шерифа. Старший партнер фирмы 'Грэнби и Ко' — конечно, это он. Я припоминаю, что это самая главная адвокатская контора в тех местах. Он уже давно работает помощником шерифа.
— И что же?
— Только то, что раньше у фирмы Грэнби был еще один партнер Хеппеншталь. Старший Хеппеншталь умер, а младший забрал свой капитал и открыл собственное дело в Лондоне. Это давнишняя история. Вы ведь помните дело Хеппеншталя?
Суперинтендент кивнул.
— И?… — спросил он.
— Грэнби женился на сестре Хеппеншталя. Вот и все. Но это ничего не значит. Судья был раз десять на выездных сессиях после того, как посадил Хеппеншталя, и Грэнби вроде бы не держал на него зла.
— Мы для верности проверим, что он делал в интересующий нас день, пообещал Брау. — Но если взял нож, чтобы убить судью, почему он ждал четыре месяца?
— То же самое можно спросить относительно всех остальных, кто тогда были в суде, — заметил Маллет. И, помедлив, уверенно заявил: — Скажите мне, почему судью убили 12 апреля, и я скажу вам, кто это сделал. Так, — продолжил он, просматривая донесение. — Что еще сообщают нам ребята из Истбери? Ах да. Вход и выход к судейской скамье находятся прямо за столом судьи. Это значит, что любой входящий и выходящий мог видеть и взять нож. Среди других, кто мог бы беспрепятственно взять нож, — адвокаты обеих сторон, то есть сэр Генри Баббингтон и господин Потт, его помощник, господин Петигрю, их поверенные, сами полицейские, которые искали нож и не нашли, и господин Гервиз, секретарь выездного суда, который сидел перед судьей на ступеньку ниже. Я думаю, мы можем исключить господина Гервиза. Ах да, еще Грин, слуга личного секретаря судьи, который готовил чай для судьи и ходил между комнатой его светлости и судейской скамьей после того, как слушание закончилось. Это все.
Суперинтендент что-то просчитывал в уме.
— Из тех, кто мог взять нож, — сказал он, — насколько нам известно, трое находились в непосредственной близости к судье, когда его убили: Маршалл, Петигрю и леди Барбер.
— И Бимиш, — добавил Маллет.
— Нет, — поправил его Брау. — Все свидетели утверждают, что в тот момент, когда судья упал, Бимиша рядом уже не было. Он вообще близко к судье не подходил. Вы помните, он появился первым и констебль сразу схватил его?
— Совершенно верно, — согласился инспектор. — Он сбежал, когда полицейские бросились на тех двоих, но близко к судье не подходил. Значит, получается, что… — Он внезапно замолк, а потом воскликнул, чуть ли не с восторгом: — Дротики!
— Что-что?
— Я только что вспомнил. Клуб Корки — там везде были Доски для метания дротиков. Клуб был знаменит этим видом спорта — если считать это спортом. Там проходил лондонский чемпионат. Предположим, что Корки сам является специалистом по метанию дротиков. Тогда для него совсем не трудно было бы метнуть этот нож с расстояния в несколько футов, когда полицейские оттаскивали тех двоих. Там
