повернуть их лицом к делу, а для этого — каждый день и час учить умению, искусству воевать. Подтверждает эту мысль отзыв Всеволода Витальевича на политические плакаты, выпущенные московским издательством. Они напоминают ему поделки некоторых поэтов и журналистов — все на спешке и на крике, на внешнем приеме: «А где анализ (и в плакатах и пр.)? Властно осадите себя, окружающих: нужны четкость, расчет, план… Нужно осмысленно, четко, умно дать в художественных образах советы бойцам и народу… Не вообще „ура, бей!“ — а как бороться с танками; как отражать налеты авиации, как нападать на противника, как тушить пожары и пр.» (из письма С. К. Вишневецкой).
В первый период войны гитлеровцы в самых разных масштабах применяли тактику охвата с флангов благодаря внезапным атакам моторизованных и танковых частей. Что противопоставить им? На этот вопрос Вишневский отвечает в корреспонденции «Вот как надо бить фашистов» («Советская Эстония», 16 июля) на примере успешного боя пятнадцати солдат против мотоколонны противника. Автор намеренно подчеркивает в самом начале: дается описание операции, которую должен знать и при случае, осуществить каждый. Язык корреспонденции прост, ясен, ничего лишнего:
«Младший лейтенант А. Жук приказал подпустить колонну поближе. Наводчику 45-миллиметровой пушки К. Алиеву было приказано наводить по последней машине, а пулеметчику т. Нефедову — по головной. Остальные будут зажаты и не уйдут…» И далее шаг за шагом, эпизод за эпизодом автор разворачивает картину боя и убеждает: стой хладнокровно, бей метко — враг будет уничтожен. Приемам врага противопоставим иные тактические средства, морально-психологическую устойчивость, русское упорство, нейтрализуем боязнь окружения, особенно у молодых, необстрелянных бойцов.
Когда читаешь корреспонденции Вишневского, ощущаешь присутствие автора: его цепкий глаз, его знание «фронтовой прозы», существа боевых операций и поединков. «Факты успеха» — подвиги — образцы для подражания, пусть их пока не так много, призваны вселять уверенность в том, что врага можно бить. И публицист не раз обращается и к опыту Балтийского флота, который за первый месяц войны уничтожил броненосец и крейсер, десять подводных лодок, девять миноносцев, четыре сторожевых катера и тридцать транспортов противника.
Вишневский пишет о подводниках, которые, подобно охотнику в джунглях, то выжидают в засаде, то продвигаются вперед к логову зверя. В корреспонденции «Герои подводных глубин» автор не раз варьирует, повторяет одно слово: «идти в этой тьме надо настороженно», «настороженность ни на минуту не покидает подводников». Именно это качество должно стать для них органичным, неотъемлемым. А еще — упорство и хладнокровие.
Ночи на Балтике стоят несказанно хорошие — белые ночи. На огромном пространстве идет скрытая, напряженная, беспощадная борьба. Хотя враг и уклоняется на море от встречи, и эсминцы, и подводные катера наготове, несут свою боевую службу. Тишина обманчива… И автор очерка «Морские охотники» энергично, словно в устном выступлении перед моряками, раскрывает опасности, таящиеся в этой тишине: «Проверять, „прощупывать“ надо буквально все и вся. Мирный буек плавает. Не верь — это колпак от антенны, мины… Вешка покачивается. Во ведь это может быть маскировка перископа подводной лодки… Идет нейтральный „купец“. Не верь — это маскировка…»
Но вот враг обнаружен: жаркий поединок, победа. И вновь — нежная гладь моря, с берега тянет хвойным ароматом, солью, прибрежной йодистой прелью… Завершается очерк нескрываемым восхищением автора: «Балтийское молодое племя просто делает свое дело. Мы вправе сказать: „Сыны у нас выросли хорошие“».
У них есть с кого брать пример. В статьях «Военные комиссары», «Балтийские комиссары», напечатанных в «Советской Эстонии» (19 и 27 июля), Вишневский ведет речь о боевых традициях революционных моряков, о преемственности этих традиций, о балтийском комиссаре Николае Маркине, вместе с которым воевал на Волге в 1918 году.
Борьба принимает совсем иной, чем ожидал Гитлер, характер. Нужно «вымалывать» противника, наносить ему удар за ударом, град контрударов со всех сторон; выигрывать время, день за днем, неделю за неделей: «За волосы втягивать в затяжную, нещадную войну. Мы их протащим мордой по осенней грязи, по болотам; мы сунем их в зимние сугробы… Мы покажем им все красоты русской природы и климата, если уж так им захотелось попасть к нам… Они узнают, что значит море народной ненависти…» Вишневский с удовлетворением приводит письмо участника гражданской войны Андреева к сыну: «Приду к вам на позиции. Не наденет фашист на нас свое ярмо. Наш народ поставит Гитлера перед Революционным Трибуналом трудящихся всего мира!..»
Этот прием — введение в газетный материал документа — публицист неоднократно использует и впоследствии. Например, в опубликованном 22 августа обзоре «Германия стонет» (на основе писем, найденных у пленных) он говорит о моральном состоянии немецкого народа, начинающего понимать, что такое эта война: «Читаю письма, взятые у пленных и убитых немцев: вопли о бомбежках Кельна, Аахена и пр.; голодно, тоска о мире… Письма горькие… Да, сущность в одном вопросе: кто кого?»
В ночь на 26 августа, на пятый день боев за Таллин, когда выпуск «Советской Эстонии» прекратился, Вишневский помечает в дневнике: «Если писать в местные газеты нельзя, дам по радио — для Москвы. Буду делать свое дело».
А между тем кольцо фашистских войск вокруг города неумолимо сжималось. Уже шли уличные бои, сооружались баррикады; Вишневский — на самых напряженных участках обороны — во втором морском батальоне и у зенитчиков, среди ополченцев Таллинского рабочего полка и саперов. Однако силы были неравные.
Спустя три с лишним года он возвратится сюда — с передовыми частями советских войск. И в первом же номере «Советской Эстонии» обратится к городу со статьей «Здравствуй, Таллин!». Он припомнит эти горькие дни и скажет о том, какую большую роль сыграла оборона города: «Немцы превосходили нас численностью в шесть раз — да, так было в июне, июле, августе, сентябре 1941 года. Но мы, эстонцы и русские, дрались упорно. Гитлер не мог добиться „молниеносных побед“. Прибалтика съела у него десятки и сотни тысяч кадровых солдат. Один героический Таллин совершенно обескровил 26-й германский корпус, который потом так и не смог развить удар против Ленинграда».
А 28 августа 1941 года Балтийский флот, покинув Таллинский рейд, взял курс на Кронштадт. Этот переход — одно из самых героических и трагических событий войны. Немцы начали атаковать с воздуха корабли, когда они еще стояли на рейде, и потом беспрерывно бомбили до самого конца пути. Множество судов шло в открытом море, а наши истребители, обладавшие малой дальностью полета и потерявшие все свои береговые аэродромы, не могли их охранять. Немецкие бомбардировщики пикировали на корабли один за другим. Да к тому же еще и минные поля, непрестанные атаки осмелевших торпедных катеров и подводных лодок противника.
Во время перехода Вишневский всю ночь не сомкнул глаз. Он находился на лидере «Ленинград», стоял на ходовом мостике рядом с командиром корабля и фиксировал все, что происходило вокруг. Под огнем противника журналист делал свое дело — вел боевой репортаж о походе. На страницах дневника словно аккумулировано огромное напряжение, оно передается при чтении, не позволяет оставаться равнодушным. Вот лишь небольшой эпизод героического похода, записанный по часам и минутам:
«Мина по борту! Близко! Я заметил… Шаровая с родами. (Неприятно.)
Две подозрительные вешки.
Обгоняем тральщик.
Болтаются две пустые шлюпки и два спасательных яруга. Стоят „Верония“ и др. Обгоняем еще один тральщик.
Идем в кильватерном строю. „Кирова“ закрывают дымовыми завесами.
Скоро 20 часов.
Бьют с эстонского берега. (Там уже враг.) Свист снарядов… По эсминцам… Бьют и с финского берега, слева. Разрывы…
Идем молча, упорно.
Опять два разрыва, вой снарядов.
Остовы погибшего транспорта и катер с пушкой. Мель. Летят с визгом (с берега) снаряды. Очередные недолеты!..
Мина у правого борта! Две! Три! (Люди нервничают. Бегут на корму.)
Бьют батареи с берега!..
