– Да, но где же ванная? И тут воняет карри. – Она сморщила нос.
– Ванная в коридоре. А запах карри доносится из соседнего ресторана. Слушай, Шэрон, это, конечно, не Лифорд-Ки, но придется примириться с тем, что есть.
– Ты права, – кивнула она. – Я веду себя как принцесса. Мне следует радоваться, что я еще дышу, но спать в дорогом платье от Версаче кажется кощунством.
– Я дам тебе футболку.
Мы уже переоделись, когда раздался стук в дверь. Серена принесла поднос с салфетками, столовыми приборами, бутылкой воды, двумя стаканами и двумя тарелками с ужином, накрытыми фольгой.
– О Серена! Спасибо, что позаботились о нас и принесли сюда ужин, – сказала я. – Уж и не знаю, смогу ли когда-нибудь отблагодарить вас за все, что вы сделали для моей семьи!
– Конечно, миледи. Просто дайте нам очень щедрые чаевые, когда будете уезжать.
Пообещав так и сделать, я закрыла за ней дверь. Мы с Шэрон сели в изножье кровати и за пять минут умяли цыпленка под карри с рисом и горошком.
– Неплохо, – сказала Шэрон. – Или я так устала, что мне уже все равно? – Неплохо. И ты так устала, что тебе уже все равно, – засмеялась я.
Посетив ванную комнату (Шэрон не жаждала прикасаться к общему куску мыла, а тем более пользоваться им, и заявила, что «просто и не знает, что ей делать» без ее не вощеной зубной нитки), мы улеглись в кровать и выключили свет.
Едва мы закрыли глаза, британская пара начала трещать без умолку, немецкая пара – ссориться, а стенки между комнатами оказались такими тонкими, что ни о каком сне не могло быть и речи. Поэтому мы с Шэрон лежали в темноте под одеялами, повернувшись друг к другу спиной и отодвинувшись каждая на свой край кровати.
– Дебора?
– Да.
– Ты когда-нибудь думаешь о папе?
– Конечно. А ты?
– Постоянно. Мне его недостает. Впрочем, мне недоставало его и тогда, когда он был жив.
– Знаю. Папа был чудесным человеком, но несколько далеким от нас.
– С тобой он был менее далеким.
– Это потому, что я из кожи вон лезла, желая рассмешить его. Когда он смеялся, он был здесь, если ты понимаешь, о чем я.
– Да, по над моими шутками он никогда не смеялся. Я как-то спросила его почему, и он ответил, что у нас с тобой разные характеры, у меня более серьезный. Он сказал, что мы обе особенные, но я не сомневалась: тебя он любит больше.
– Шэрон! – Я повернулась на другой бок и уставилась ей в затылок. – Мне точно так же недоставало его внимания, как и тебе.
– Правда?
– Ну конечно! Даже мама хотела, чтобы он более открыто проявлял свои чувства.
– Откуда ты знаешь?
– У нее всегда был такой вид, будто она мечтает о большем, но скорее умрет, чем попросит. Думаю, именно поэтому мама после инфаркта стала держаться раскованнее. Она чуть не умерла. И теперь решила, пока не поздно, ухватить того, кто не стесняется открыто выражать свои чувства.
– Ты намекаешь на Фреда, с которым она встречается?
– Он душка, Шэрон. Не утренний идол, а добрый, милый и доступный человек.
– Вот и хорошо. Мама заслуживает счастья.
– Все мы его заслуживаем.
– Верно. После истории с Барри я поняла, что из-за моих отношений с папой превратилась в отчаявшуюся, ущербную женщину. Но я покончила с этим, Дебора. Я больше не буду гоняться за мужчинами. Я полностью сосредоточусь на моей семье и работе. И моей одежде и волосах.
Я рассмеялась.
Шэрон шикнула на меня.
– Что?
– Послушай!
– Я ничего не слышу.
– Вот именно. Наши соседи наконец заткнулись.
– Аллилуйя! Может, нам все же удастся немного поспать.
Я отодвинулась на свой край кровати и закрыла глаза. Но Шэрон еще не закончила.
– Я правда очень рада за тебя, Дебора. Я имею в виду Рэя.
– Спасибо. Я знаю, ты тоже найдешь себе кого-нибудь, Шэрон. Когда придет время.
