— Т. С. Элиот.
— Просто Т. С. Элиот?
— Да, сэр. Больше он ничего не сказал. Только «Т. С. Элиот».
— Что бы это, интересно, значило? — раздумчиво сказал генерал Долбинг. Полковнику Каргилу тоже было интересно.
— Т. С. Элиот? — с мрачным недоумением пробормотал генерал Долбинг.
— Т. С. Элиот, — замогильным эхом откликнулся полковник Каргил.
Генерал Долбинг немного помолчал, а потом елейно ухмыльнулся и встал. Лицо у него расцветилось утонченным коварством, а глаза озарились язвительным злодейством.
— Распорядись-ка соединить меня с генералом Дридлом, — приказал он полковнику Каргилу. — Да присмотри, чтоб ему не сообщили, кто его вызывает.
Полковник Каргил выполнил приказ генерала Долбинга, и на Корсике, в штабе генерала Дридла, раздался телефонный звонок.
— Т. С. Элиот, — сказал генерал Долбинг и повесил трубку.
— Кто это звонил? — спросил полковник Мудис.
Генерал Дридл не ответил. Полковник Мудис был его зятем, и он дал ему возможность подключиться к своим военным занятиям по просьбе жены, хотя делать этого, конечно, не следовало. Он глянул на зятя с устоявшейся неприязнью. Ему был отвратителен весь облик полковника Мудиса, который служил у него адъютантом, а поэтому всегда торчал на виду. Генерал Дридл возражал против брака дочери и Мудиса, потому что не любил свадебных церемоний. Озабоченно и сурово нахмурившись, он подошел к большому зеркалу и бросил взгляд на свое отражение. Перед ним стоял коренастый, в генеральской форме человек с агрессивной квадратной челюстью, тускло-серыми клоками бровей и седоватыми волосами. На лице у него отпечаталось тяжкое раздумье — он размышлял о таинственном телефонном звонке. Потом, осененный удачной мыслью, генерал Дридл облегченно вздохнул и злонамеренно усмехнулся.
— Соедини меня с Долбингом, — приказал он полковнику Мудису. — Да проследи, чтоб этот выродок не понял, откуда его вызывают.
— Кто это звонил? — спросил в Риме полковник Каргил.
— Да все тот же тип, — встревоженно отозвался генерал Долбинг. — Добрался, стало быть, и до меня.
— А что ему нужно?
— Понятия не имею.
— А что он сказал?
— То же самое, что и тебе.
— «Т. С. Элиот»?
— «Т. С. Элиот». И больше ничего. — Генерал Долбинг задумался, а потом с надеждой сказал: — Может, это новый шифр или сегодняшний пароль? Да-да, вполне может быть, проверь, пожалуйста, у связистов.
Связисты сообщили, что такого шифра и пароля нет.
— Позвоню-ка я в штаб Двадцать седьмой воздушной армии, — сообразил вдруг полковник Каргил, — может, они что-нибудь слышали. У меня есть там приятель, писарь Уинтергрин, он, между прочим, сказал мне однажды, что наша проза грешит многословием.
Рядовой экс-первого класса Уинтергрин уведомил полковника Каргила, что никаких сведений о Т. С. Элиоте в штабе Двадцать седьмой воздушной армии нет.
— А как наша проза? — решил заодно поинтересоваться полковник Каргил. — Не подсократила свое многословие?
— Все такая же многословная, — ответил Уинтергрин.
— Это, наверно, дридловские штучки, — решил наконец генерал Долбинг. — Вроде его штучек с тиром Кошкарта.
Генерал Дридл запустил в штабной тир полковника Кошкарта весь личный состав полка. Он хотел, чтобы офицеры и солдаты проводили там как можно больше времени. Стрельба по тарелочкам, на его взгляд, очень повышала их меткость. Она повышала их меткость при стрельбе по тарелочкам.
Дэнбар охотно стрелял по тарелочкам, потому что ненавидел это занятие, и каждая минута в тире растягивалась для него на целую вечность. Он считал, что час, проведенный в тире с людьми вроде Хавермейера или Эпплби, можно приравнять к семижды семидесяти годам.
— Вот и видно, что ты псих, — сказал ему Клевинджер.
— А кого это интересует? — откликнулся Дэнбар.
— Псих и есть, — упрямо повторил Клевинджер.
— А кого это волнует? — откликнулся Дэнбар.
— Да хотя бы меня. Я могу, пожалуй, допустить, что жизнь кажется дольше…
— Тянется дольше…
— Ладно, тянется дольше… Тянется?.. Ну хорошо, пусть тянется… если ее заполняют годы трудностей и невзгод…
— А ты вот угадай-ка: с какой быстротой…
— Чего — с быстротой?
— Да проходят они.
— Кто проходит?
— Годы.
— Годы?
— Они, — подтвердил Дэнбар. — Годы, годы и годы.
— Клевинджер, ну чего ты пристал к человеку? — вмешался Йоссариан. — Ему же чертовски тяжело.
— Ничего, — великодушно сказал Дэнбар. — Время у меня пока еще есть. Так знаешь ли ты, — снова спросил он Клевинджера, — с какой быстротой проходит год, когда он уходит?
— И ты тоже уймись, — осадил Йоссариан Орра, который начал подхихикивать.
— Да я просто вспомнил ту девицу, — объяснил Орр. — Из Сицилии. Девицу из Сицилии, с плешивой головой.
— Лучше уймись, Орр, — предостерег его Йоссариан.
— А все из-за тебя, — сказал Йоссариану Дэнбар. — Пусть бы он хихикал себе на здоровье. Лишь бы молчал.
— Ну ладно. Давай хихикай, если хочешь.
— Так знаешь ли ты, как быстро проходит год, когда он уходит? — снова спросил Клевинджера Дэнбар. — Вот как! — Он щелкнул пальцами. — Раз — и нету. Еще вчера ты поступал в колледж, юный и свежий, как наливное яблочко. А сегодня уже старик.
— Старик? — с изумлением переспросил Клевинджер. — Это про что это ты толкуешь?
— Конечно, старик.
— Вовсе я не старик.
— Не старик? Да тебя подстерегает смерть при каждом вылете, разве нет? Ты в любую секунду можешь отправиться на тот свет, как самый дряхлый старик. Минуту назад ты кончал школу и расстегнутый лифчик у твоей девушки наполнял тебя вечным блаженством. А за полминуты до этого ты был первоклашкой с двухмесячными каникулами, которые длились тысячелетия и все же пролетали как один миг. Хоп — и канули, а ты и мигнуть не успел… Так чем еще, скажи на милость, можно растянуть время?! — Последние слова Дэнбар произнес почти гневно.
— Может, ты и прав, — хмуро уступил Клевинджер. — Может, невзгоды и правда удлиняют жизнь. Да только кому она такая нужна?
— Мне, — сказал Дэнбар.
— Зачем? — спросил Клевинджер.
— А что у нас еще-то есть?
