плоскозадого альбиноса. (Все, кроме Розы, засмеялись.) Нет, правда, у меня от него мурашки по коже! Есть в нем какая-то гнильца. Не удивлюсь, если он страдает генитальным герпесом.
Хохот становился все громче. Роза, стиснув зубы, смотрела в тарелку.
— Ну же, Роза, улыбнись, — подначивала ее Одри. — От смеха твое личико не треснет.
— Я бы улыбнулась, мама, если бы услышала что-нибудь смешное.
— У-у-у, — Одри притворилась пристыженной, — Йентль[39] гневается.
— Я пытаюсь донести до тебя то, что доктор Краусс сказал о папе…
Одри ударила ладонью по столу:
— А может, я не хочу говорить о твоем отце на моем гребаном дне рождения!
Подавшись вперед, Майк постучал ложкой по кружке с вином:
— Прошу внимания…
Карла сжалась: вот оно, сейчас он объявит об их планах усыновить ребенка.
— Нет, нет, Майк, — раздраженно отмахнулась Одри, — не валяй дурака. Все это здесь ни к чему.
Майк побагровел и отложил ложку в сторону.
— Мне надо отлить, — встал из-за стола Ленни.
— Лен, зайчик, — с ласковой насмешкой сказала Одри, — непременно сообщи нам, когда захочешь по большому. — Проводив глазами сына, она опять повернулась к Розе: — И все же,
Роза опустила веки:
— Я не собираюсь обсуждать это с тобой.
— Как приготовить идеальную грудинку?
— Будь добра, мама, прекрати, — с высокомерным видом ответила Роза.
— Но почему такая таинственность? Может, у вас там орудует сраный Моссад?
С тяжким вздохом, тщательно выговаривая ивритские слова. Роза объяснила:
— Я изучаю парашат ха-шавуа.[40] Каждую неделю мы разбираем определенный отрывок из Торы.
— О-о, да без этого просто нельзя прожить!
— Смотря как жить, — со снисходительной улыбкой парировала Роза. — Я очень мало знаю о моем религиозной наследии и хочу…
— Извини, — перебила Одри, — на свете существует масса вещей, о которых ты очень мало знаешь. О квантовой физике, например. Офигенная штуковина, но ты почему-то ее не изучаешь.
— Мама, мы же отмечаем твой день рождения, — напомнила Карла. — Давайте праздновать.
На нее никто не обратил внимания.
— Верно, — согласилась Роза, — но в настоящий момент меня интересует история моего народа, мои корни.
— Корни? Твой народ? — переспросила Одри. — О чем это ты. Роза?
— О евреях. Жаль тебя огорчать, но
Одри захлопала в ладоши:
— А Майк крещеный. Не вступить ли ему в «Арийские народы»?[41]
— Ты действительно веришь в Бога? — ухмыльнулся Майк.
Помолчав, Роза ответила с горделивым достоинством:
— Это сложный вопрос, Майк. Иногда верю.
— Великолепно, черт подери! — воскликнула Одри. — «Иногда»! Что бы это значило?
— Послушай, — вскипела Роза, — не могла бы ты, хотя бы изредка, поддерживать меня в том, что я говорю или делаю, а не изгаживать все и вся, как это у тебя принято?
Одри глянула на нее с преувеличенным изумлением:
— Что ты такое говоришь? Я всегда поддерживаю моих детей.
—
— Разве нет? Я всегда хотела только одного: чтобы ты была довольна и счастлива.
— У меня сложилось иное впечатление.
— И какое же?
— По-моему, ты бы удавилась с горя, если бы увидела, что я по-настоящему счастлива.
В полной тишине все с затаенным страхом смотрели на Одри. Но та лишь сказала:
— Эти религиозные дела превращают тебя в психопатку, Роза.
Снова зазвенели кружки и задвигались палочки.
— А по-моему, религия — это круто, — встряла Таня. — Я тоже хочу развиваться духовно.
— Тебе не помешало бы, — пробормотала Одри.
— Я серьезно. По-моему, нужно быть терпимым к вере других людей.
— Зачем? — оскалилась Одри. — Зачем это нужно? Почему я должна уважать то, что считаю полным говном?
— Ну, — ничуть не испугалась Таня, — вы же хотите, чтобы другие люди уважали ваши убеждения.
— Ты смешала все в одну кучу, детка, — рассмеялась Одри. —
— Только креветки нельзя есть? — живо заинтересовалась Таня. — Или все морепродукты? Мне кажется, я не в силах отказаться от роллов с лобстером…
— Не волнуйся. Розу хлебом не корми, только дай от чего-нибудь отказаться. Она любит вериги. Воздержание — ее конек. Иначе как бы ей удалось прожить четыре года на Кубе в глинобитной хижине…
— Точно, я ужасно сглупила, — съязвила Роза. — А ведь могла сидеть дома, как ты, и направлять революцию из особняка в Гринвич-Виллидж.
Одри задумчиво посмотрела на дочь:
— Знаешь, чего тебе не хватает, Ро? Парня. Уверена, Майк с удовольствием познакомит тебя с каким-нибудь приличным молодым человеком из профсоюза, правда, Майк?
— Мама…
— Я не шучу. Немножко секса пойдет тебе только на пользу…
— Прекрати! Ты можешь прекратить!
Одри удовлетворенно улыбнулась:
— Видишь? Я права. Ты очень напряжена. Необходимо выпустить пар…
Майк снова схватился за ложку и легонько постучал по кружке:
— Боюсь, теперь вам придется меня выслушать.
— Ленни нет, — шепнула Карла, дергая мужа за рукав. — Надо его дождаться.
— Я схожу за ним! — Таня вскочила и выбежала из комнаты.
— Ма, — торжественно произнес Майк, — мы с Карлой приберегли для этого дня, твоих именин, особенную новость…
— О боже, ты беременна! — вскричала Одри. — Давно пора.
Майк открыл и закрыл рот, как рыба, выброшенная на берег. Взяв себя в руки, он сказал:
— Нет, ма. Не совсем. Мы решили усыновить ребенка.
— Вот как! — Одри помолчала. — Понятно.
Из кухни вернулась Таня:
— Эй, ребята…
Одри ее проигнорировала.
— Американского или иностранного? — спросила она Карлу.
— Что? — вздрогнула Карла. — Ах да, американского, наверное. Это агентство имеет дело только с
