Луис ушел в гораздо лучшем расположении духа, чем был, и через некоторое время пригласил в дом герра Бинцера. Выражения лиц, которые тот увидел, свидетельствовали, что дебаты вокруг денег были не из самых спокойных. Только сержант стоял в стороне, сохраняя все ту же холодность и чувство превосходства. Падре Игнасио, напротив, трясся от волнения, а у горбатого трактирщика глаза стали красными, как у кролика. Но герр Бинцер не придал их злобному виду большого значения. Достав из кармана бумагу, он произнес:
— Вот контракт, который я составил, чтобы мы могли оформить наши отношения. Зачитайте, Луис!
Луис взял бумагу, которую ему протянул герр Бинцер, несколько секунд таращил на нее глаза, а потом принялся читать:
Мы, нижеподписавшиеся, сознавая, что нестерпимое положение, в котором находится наша любимая родина — остров Менорка, не изменится, покуда на Менорке существует монархия, клянемся сделать все, чтобы покончить с этой формой правления, и не успокоимся до тех пор, пока не установится новый порядок.
Да погибнет тиран и его орудие и да здравствует свобода!
Владельцу сего контракта, от которого мы получили деньги, необходимые для осуществления нашего замысла (двести тысяч песет), мы, предводители освободительного движения, обязуемся предоставить залог в виде замка Пунта-Эрмоса.
Луис умолк и воззрился на своих друзей.
— Ну, могу я просить вас подписать сей документ? — нетерпеливо спросил герр Бинцер. — Я не собираюсь сидеть здесь всю ночь.
— А почему мы должны это подписывать? К чему этот контракт? — послышался в ответ скрипучий голос. — Если он попадет кому-нибудь в руки…
Голос принадлежал трактирщику Амадео.
— Милейший сеньор Амадео, — холодно произнес герр Бинцер, — именно поэтому вы и должны подписать его. Иначе может случиться, что я заплачу вам двести тысяч за так. Если будете лениться, то не сомневайтесь, контракт попадет в чьи-то руки! Так что будьте любезны, подписывайте!
Собрание затихло; заговорщики переглядывались, и никто не спешил выполнять пожелание герра Бинцера. Черный сержант демонстративно сплюнул на пол, презрительно оглядев остальных, взял у немца ручку и корявым, но твердым почерком написал в том месте, где ему указал герр Бинцер: «Эухенио Посада, сержант лейб-гвардии». Луис, который то краснел, то бледнел (его лидерство явно находилось под угрозой), вырвал ручку у сержанта и втиснул свое имя чуть выше, сразу под той частью контракта, которая была заполнена герром Бинцером; падре Игнасио последовал его примеру.
— Ваша очередь, сеньор Амадео, — произнес герр Бинцер.
— Я не умею писать, сеньор, — скрипучим голосом ответил трактирщик. — Мадонна не была ко мне так милостива, и я не научился грамоте.
Герр Бинцер глядел на него с тем презрением, с каким немцы, вышколенные в народных школах, глядят на безграмотных.
— Но считать-то вы умеете? — спросил он. — Вы в состоянии высчитать, что тому, кто ничего не подпишет, и рассчитывать не на что?
— Могу я поставить крестик? — торопливо спросил горбун.
— Одну минуту, — сказал герр Бинцер и взял ручку. — «Трактирщик Амадео, не умеющий писать, ставит крест», — записал он, громко и отчетливо произнеся каждое слово. — Прошу вас!
Трактирщик одарил его недобрым взглядом и торопливо поставил на бумаге закорючку. Остальные не стали осложнять дела и молча подписали контракт или поставили на нем крестики, каждый из которых сопровождался поясняющей припиской герра Бинцера. Огласив вслух контракт с поименованием всех подписавшихся, герр Бинцер вытащил из кармана бумажник.
— Огласите, кому сколько положено. Ведь у вас есть регистр.
Все разобрали свои деньги, но без особого энтузиазма. Сержант последним засунул в карман свои сто тысяч, которые Луис даже не стал зачитывать. Герр Бинцер спрятал бумажник и произнес:
— Also,[32] господа, все решено. Теперь дело за вами. Когда я смогу услышать первые новости?
Снова воцарилась тишина; заговорщики глядели друг на друга, явно смущенные столь деловым подходом герра Бинцера к организации революций.
— Чем скорее, тем лучше, — сказал герр Бинцер. — Для вас и для Менорки, не так ли?
— Через месяц или около того, — осторожно предположил трактирщик Амадео.
— Да. Или, может быть, раньше, — медленно проговорил Луис, но сержант перебил его, взяв слово второй раз за весь вечер:
— Четырнадцати дней более чем достаточно, сеньор. В крайнем случае я сам позабочусь о деле. Сегодня семнадцатое февраля. Значит, не позднее первого марта, сеньор.
— Прекрасно, — ответил герр Бинцер. — Постарайтесь сдержать слово и поторопите своих друзей.
Сеньор Посада вперил в него внимательный взгляд:
— Я хочу добавить в контракт один пункт.
— Какой? — Брови герра Бинцера ощетинились.
— Не бойтесь, сеньор. Речь не о деньгах. У меня есть свои причины участвовать в этом деле. Есть должность, которую я хотел бы занять в случае нашего успеха, когда придет время наказать виновных.
— Виновных?
— Хромого и Пакено.
— И что же это за должность? Быть может, вы хотите стать судьей?
— Нет, палачом.
Герр Бинцер уставился на сержанта. «Gott im Himmel,[33] не хотел бы я иметь такого врага». Похоже, сержант ненавидел герцога еще больше, чем герр Бинцер. Палачом! Очевидно, эти мысли читались в глазах герра Бинцера, потому что сержант, коротко взглянув на него, пояснил:
— Четыре года назад у меня был брат, и он также служил в лейб-гвардии. Ему случилось оступиться, и герцог приказал вздернуть его на глазах у всего гарнизона.
Речь сержанта прервалась так же внезапно, как началась. Герр Бинцер еще раз окинул его удивленным взглядом и вместе с Луисом медленно направился к двери.
Ночь была холодна; последний луч луны покоился на карнизах старого замка.
За спиной у герра Бинцера и Луиса слышались шаги заговорщиков, возвращавшихся в город. Маон спал тем же спокойным сном, каким спала вся Менорка, — так же спокойно, как он спал на протяжении тысячи лет.
Будет ли этот сон нарушен герром Бинцером и его друзьями?
Именно это нам и предстоит узнать.
Глава пятая,
в коей берега Менорки покидает корабль
Двадцать восьмого февраля около шести вечера, когда колокола кафедрального собора тяжелым гулом оглашали Маон, можно было заметить, как дворец великого герцога покидают два человека.
Быстрым шагом они пересекли дворцовый сад и молча двинулись к порту.
Один из них был низкого роста и нес в руках маленькую сумку; другой, громадный, чуть прихрамывал. В руках у последнего был саквояж внушительных размеров.
