вас принять это в память о вашей попутчице… Этим вы доставите мне большое… большое удовольствие.
Она протянула ему маленький удобный футляр, который в ту же минуту открылся под давлением ее пальцев. Филипп с изумлением уставился на его содержимое. Это была золотая булавка для галстука, украшенная матовой жемчужиной и десятью брильянтами, расположенными вокруг. Говоря по правде, такая булавка стоила верных две тысячи франков, и его первой мыслью было отказаться, но прежде чем он успел что-либо сказать, загадочная попутчица перебила:
— Я никогда не прощу вам, если вы откажетесь или попытаетесь отказаться.
Она произнесла эти слова с улыбкой, но у нее было такое лицо и она так сдвинула свои черные прямые брови, что Филипп вздрогнул: с таким видом Анна Австрийская могла бы вручать один из своих драгоценных перстней господину д'Артаньяну. За последние сутки, столь насыщенные событиями, он достаточно изучил ее характер, чтобы догадаться уступить ее воле и не огорчать зря. Глубоко поклонившись, он начал было благодарить за подарок, но она прервала его кивком головы, который почти в такой же степени был достоин королевы, как и ее давешнее выражение лица.
— Я ваша должница, — сказала она. — И я никогда не смогу отблагодарить вас за то, что вы для меня сделали.
Она замолчала, а затем добавила:
— Вы уезжаете. Могу я спросить куда?
Филипп улыбнулся.
— Если я отвечу, вам придется признать, что я более разговорчив, чем вы. Я еду на остров, который так живо интересовал вас на протяжении всего нашего путешествия…
— На Менорку? — договорила она, задохнувшись и широко раскрыв глаза.
— На Менорку.
Она пристально глядела на него добрые полминуты, а затем медленно проговорила:
— Это более чем удивительно. Мы встречаемся при странных обстоятельствах в Париже… Вы едете в Марсель — я тоже; хотя без вашей помощи я бы никогда туда не попала. Мы проводим в Марселе два дня, а когда приходит пора расставаться, оказывается, что мы оба направляемся на Менорку… потому что завтра я еду именно туда!
Теперь настал черед Филиппа вытаращить глаза. Она тоже едет на Менорку! Тоже! Черт побери, она и впрямь права: это более чем удивительно. Похоже, весь мир устремился на этот маленький остров! Понять это было невозможно, но все выглядело именно так. Впрочем, Филипп быстро взял себя в руки.
— Мадам, — сказал он, — вы правы. Такое стечение обстоятельств действительно более чем странно. Недостает только одной детали, которая сделает эту цепь совпадений еще удивительней. Полагаю, я могу дополнить ею вашу речь.
— Что за деталь? — спросила она, насупив брови.
— Вы только что сами упомянули о ней: вы сказали, что из Парижа собирались ехать в Марсель, но не смогли бы добраться туда без моей помощи. Хотите верьте, хотите нет, но если ваш путь из Марселя лежит на Менорку, то без меня вам опять же не обойтись.
Она опустилась на диван и посмотрела на него с недоверием.
— Вы шутите. Пароход уходит завтра в три часа…
— Пароход должен был отчалить завтра в три, но вмешалось одно обстоятельство, а именно — скромная революция, которую решили устроить меноркцы. Я очень сожалею, но со вчерашнего дня сообщение с Меноркой приостановлено!
Она глядела на него широко раскрытыми глазами, по-прежнему не вполне ему доверяя.
— А как же вы туда доберетесь?
— Мадам, — вежливо сказал он, — я получил монополию на суда, которые еще не потеряли охоту плыть на Менорку.
— Монополия!
— Признаться, получить ее оказалось на удивление просто: в Марселе нашелся только один капитан, готовый предпринять рискованное путешествие на остров.
— И вы его наняли?
— И я его нанял.
Она испытующе смотрела на Филиппа добрые полминуты.
— У вас должны быть очень веские причины плыть на Менорку.
— Так же, как у вас, мадам.
Воцарилась тишина. Мадам сидела, вперив взгляд перед собой. Между тем в голове у Филиппа, у которого и без того предметов для размышления было более чем достаточно, вихрем кружились мысли. Как ему следует вести себя на новом, еще более удивительном этапе их приключений? Должен ли он отказать ей, если она попросит взять ее на борт «Аиста»? Имеет ли он право брать женщину туда, где бушует революция? И какие — какие у нее могут быть причины плыть на Менорку? Иными словами — кто она такая? Он разглядывал ее очень пристально, словно надеясь таким образом получить ответ на свои вопросы. Она заметила это, покраснела и слегка подвинулась на диване. Филипп, который раньше не отдавал себе отчет в нескромности своих взглядов, смутился и, желая скрыть смущение, отвернулся к окну. Так как за окном не оказалось ничего интересного, взгляд Филиппа переместился на стол, который стоял рядом, и то, что он увидел в следующую секунду, заставило его издать глухой возглас удивления. На столе стояла фотография кабинетного формата, без рамки; на ней был изображен мужчина, и именно его лицо заставило Филиппа вскрикнуть.
Повинуясь первому импульсу, он повернулся к своей загадочной спутнице и, указав на портрет, спросил с улыбкой:
— Мадам, это мсье Жак?
Она вздрогнула, внезапно отвлеченная от своих мыслей, и сердито посмотрела на Филиппа:
— Жак? Что за глупости. Вы полагаете, что я держу на столе фотографию своего шофера? Это мой брат Мишель.
Однако Филипп не хуже ее знал, что человек на фотографии не был мсье Жаком, потому что, как только увидел этот снимок, узнал и модель. Его вопрос был только маленькой — маленькой попыткой подловить эту загадочную молодую особу. И — о чудо! Она попалась в ловушку! Наконец-то она хоть чем-то себя выдала!
Итак, на фотографии изображен ее брат.
Но так же верно, как то, что Филипп находился в этой комнате, было верно и то, что на фотографии был изображен человек с Лионского вокзала! Человек, который караулил ее отъезд, но не узнал ее в гриме и имя которого Филипп пытался вспомнить на протяжении последних двух суток. Так значит, этот человек — ее брат.
Брат… И его имя Мишель…
Но где в таком случае Филипп мог видеть этого Мишеля? Потому что то, что он узнал человека на фотографии, было также верно, как и то, что ему доводилось видеть сам оригинал.
Мишель… Но где же?..
Вдруг, к неописуемому удивлению хозяйки, Филипп Колин совершил прыжок, который мог бы сделать честь дикому индейцу, но не профессору. Эврика! Эврика! Он вспомнил! Он вспомнил, кто этот Мишель! Вспомнил, где и когда его видел!
Гамбург, январская ночь 1909 года!.. Ночное кафе «Павильон де Нюи»!..
Но если Мишель, чей портрет красовался на ее письменном столе, — тот самый немного сумасшедший господин, которого Филипп встретил в Гамбурге в 1909 году и с которым у Филиппа вышло одно чудесное приключение, имевшее для него итогом сказочное вознаграждение, — если этот Мишель ее брат, то кто же она сама?
Внезапная мысль, осенившая Филиппа Колина, заставила его прервать индейские прыжки так же внезапно, как он их начал; губы, которые уже готовы были издать невольный крик, сомкнулись; потрясенный своим открытием, он молча опустился на стул и почтительно взглянул на свою спутницу.
Его странные цирковые телодвижения вывели ее из задумчивости, и теперь она глядела на него с большим беспокойством. Филипп взял себя в руки и быстро проговорил:
