пистолету.
Патрульных машин не видно. Спецназовцы или секретные агенты в вязаных шапочках через живые изгороди не прыгают. Кажется, те двое разговаривали с Гудмундуром по-исландски. Местная полиция у наших федералов на коротком поводке. Все маленькие нации лижут задницу Соединенным Штатам. Каждый мечтает о «голливудской пятиминутке». Интересно, ради иранского ФБР стала бы здешняя полиция расшибаться в лепешку?
На следующем перекрестке, заприметив пустую яркую машину у обочины, я сворачиваю направо. Это развозной фургон пиццы «Домино». Мотор работает. Я прячусь за бампером. Мальчик-посыльный, стоя на крыльце соседнего дома, спиной ко мне, вручает горячие куски не менее горячей курочке с обнаженными плечами, девушке шестого дня. Я запрыгиваю в фургон с противоположной стороны и ударяю по газам. В зеркальце заднего вида я вижу, как посыльный выбегает на улицу и прощально машет мне вслед. Исландцы — народ вежливый.
Петляя по пустым улицам, я лихорадочно соображаю. Далеко отсюда уезжать нельзя. Фургон доставки пиццы — это как колокольчики на шее у быка. Явор нам часто повторял:
— Если вам надо спрятаться, прячьтесь в логове врага. Это единственное место, где он не станет вас искать.
При каждом особнячке есть гараж на две машины, причем ненамного меньше дома. И перед каждым стоит огромный внедорожник и второй поменьше. Его и ее. Мощный «форд»-фургон и рядом «порше кайенн». Эти ребята содержат свои транспортные средства, как бедуины верблюдов. Машины с иголочки, крыши сияют в белой ночи. Характерно, что эту красоту никогда не ставят в гараж, как мне вчера объяснили мои хозяева. Гараж строится исключительно как
Перед одним домом, точнее, перед большим гаражом машин не видно. Я проезжаю мимо него и еще пяти особняков, останавливаюсь, выскакиваю из фургона, запираю дверь, а ключи выбрасываю в соседний сад. После чего бегу назад в пустой, судя по всему, дом. (Видели бы вы это зрелище в замедленной съемке: щекастый священник бежит в носках по тротуару, как игроман, опаздывающий купить лотерейный билет.) Окна темные. Во всяком случае, света не видно. Но когда ночью светло, как на выпускном балу в преисподней, поди пойми. Короткая дорожка, три ступеньки крыльца. Звоню в дверь. Далекий собачий лай. Выждав порядочно на этой холодине, чтобы перевести дыхание, я звоню повторно. Дверной звонок как будто соединен с псиной, находящейся квартала за два отсюда. А в остальном — полнейшая тишина. Все жители округи прилипли к своим телевизорам. Даже деревья застыли от возбуждения. Интересно, Северина победит?
Где-то неподалеку нарисовался автомобиль. Вот-вот начнется ФБ-ор. Я достаю нож и открываю замок. Лающая псина, оказывается, в доме. Я влезаю в чьи-то тапочки и делаю обход своих новых владений. Двести квадратных метров для вполне себе квадратных жильцов. Нерабочий камин, все те же мощные лунные ландшафты в массивных золотых рамах. Несколько грузных диванов и тренажер «беговая дорожка». Псина, похоже, заперта в подвале. Я отыскиваю лестницу, ведущую вниз, а дальше уши сами приводят меня в бельевую. Там я и обнаруживаю миниатюрную тявкающую машину. При виде меня с ней случается форменная истерика, остановить которую удается, лишь свернув ей шею. Что так же просто, как отломить куриную ножку в ресторане «Кентакки фрайд чикен». Этих лохматых собачонок мы в Сплите называли «париками на лапках».
На бельевой веревке висят дурацкие штаны, вульгарная рубашка и свежевыстиранные мужские трусы. Преподобный раздевается догола и дарит свой воротничок собачке. Покойник — покойнице. Я навсегда прощаюсь с отцом Френдли. После чего влезаю в штаны и рубашку и без долгих проволочек отправляюсь в гараж-без-машин, где нахожу банку с краской или что-то в этом роде. Открыв ее армейским ножом, я принимаюсь заляпывать белой краской лицо и одежду. Гениально. Я вхожу в раж. Мое сердечко перескакивает с «Болеро» на босанову. Я забираю банку с краской в дом, по дороге прихватываю на кухне газеты и, расстелив их в прихожей — шестнадцать фотографий дешевой певички, представляющей Исландию, — ставлю на них открытую банку. На кухне я включаю радио, из которого Фил Коллинз стенает: «Всю жизнь я ждал минуты этой, Боже…» Насчет данной минуты применительно к себе не скажу, но однажды, когда моя ганноверская девушка выбросила меня как пустой бумажный стаканчик в мусорное ведро, я вместе с Коллинзом стенал во весь голос. Классная песня для разрыва отношений.
Процедура закончена, лысина у меня вспотела, и тут раздается дверной звонок. Я выжидаю, но звонок повторяется. Причем звучит он так торжественно, словно кто-то напоминает хозяевам, что они должны получить деньги. Я открываю дверь. Мое сердечко ускоряется до ритма диско. На крыльце стоят двое полицейских. Черные куртки, белые каски.
— Халло, — произносят они на чистом исландском.
— Шхьелло, — говорю с утрированным славянским акцентом.
— Извините. Вы не говорите по-английски?
— Шьйес… малэнько.
— Христиан дома?
Так это христианский дом? Довольно странный вопрос для полицейских. А может, это не полицейские? Может, это священники, патрулирующие район?
— Шьйес, я думать, что христиан дома. Но я здесь не жить. — Мой неподражаемый английский новоиспеченного иммигранта должен произвести на них впечатление.
— Мы можем с ним поговорить?
— Шьим?
— Ну да. Мы хотим поговорить с Христианом.
Акцент у них покруче моего. Как у борца, сидящего на кокаине.
— А, я разумею. Нет, Христиан не дома сейчас. Нет-нет.
— А вы кто?
— Я Тадеуш.
— Поляк?
— Шьйес. Я здесь роблю. Христиан не дома. — Я шмыгаю носом в непросохшей белой краске.
— О’кей. Мы ищем лысого мужчину в одежде священника. Вы не видели, здесь никто не пробегал?
— Ньет. Звыняйте. Лысы свьященник?
— Да. Лысая голова и пасторская одежда. Очень опасный человек. Преступник. Мы его ищем.
— Свьященник-преступник? — переспрашиваю я, помня уроки Дикана: «Кто обращает внимание на дурака?»
— Да. Его разыскивают в Америке.
— В Америке есче много свьященник-преступник? — спрашиваю их с озабоченным видом.
Исландские копы, улыбнувшись в ответ, желают мне на прощание благополучно разделаться с покраской дома.
Глава 12. Мистер Маак
Я никогда не жил в таком большом доме. Он мне нравится, не скрою. Да здравствует изгнание. Покинув святой приют, я могу перевести дух. Мне уже не нужно по утрам растягивать рот в дурацкой улыбке и ходить по сияющему паркету, как Христос по воде. Сбросить с себя Френдли — это все равно что освободиться от шумной тощей подруги с техасским акцентом и нездоровым пристрастием к мобильникам.
Я провожу остаток субботнего вечера в одиночестве, наслаждаясь Евровидением-2006 на огромном плоском экране со стереозвуком. Я всегда ждал подсчета голосов с особым нетерпением. Трофей достается визжащим финнам в хеллоуинских костюмах. Босния и Герцеговина занимают третье место. Северина
