поддержав ее голову рукой, поцеловал сначала левую, а потом правую грудь.
— У них вкус моря, — сказал он.
— Ты мог бы заснуть прямо здесь?
— А ты?
— Я не смогу лежать только на спине.
— Поплывем подальше и назад.
— Давай.
Они заплыли далеко, так далеко, что показался берег за соседним мысом, а потом и багряные вершины поднимавшихся над лесом гор. Они полежали на спине, глядя на берег, и не спеша поплыли назад, останавливаясь перевести дух, сначала, когда скрылись из виду вершины гор, потом, когда спрятался соседний мыс, а затем уверенно, в один прием миновали вход в бухту и выбрались на берег.
— Устала? — спросил Дэвид.
— Очень, — сказала Марита. Она никогда не заплывала так далеко.
— Сердце выскакивает?
— О нет, все хорошо.
Дэвид подошел к большому камню и взял одну из бутылок тавельского и два полотенца.
— Ты похожа на котика, — сказал он, опускаясь на песок рядом с Маритой.
Он протянул ей вино, она отпила из бутылки и вернула ее Дэвиду. Он тоже сделал большой глоток, а потом Марита, растянувшись на солнышке, на бархатистом сухом песке возле корзины с закуской, сказала:
— Кэтрин, наверное, не устала бы.
— Как бы не так. Просто она не плавала так далеко.
— Правда?
— Мы очень много проплыли, малышка. Я ни разу не видел с моря гор.
— Ну хорошо, — сказала она. — Сегодня мы ей все равно ничем не поможем, так что не будем думать об этом, Дэвид?
— Да.
— Ты еще любишь меня?
— Да. Очень.
— Может быть, я совершила большую ошибку, и ты стараешься меня не обидеть?
— Никакой ошибки, и я вовсе не стараюсь.
Марита взяла в горсть несколько ярких редисок и съела их, не торопясь, запивая вином. Редиска была молодая, хрустящая и терпкая.
— Не расстраивайся из-за работы, — сказала она. — Все будет хорошо. Я уверена.
— Конечно, — сказал Дэвид.
Он вынул вилкой сердцевину артишока, обмакнув свернутый комочек в приготовленный мадам горчичный соус.
— Можно мне еще тавельского? — спросила Марита. Она сделала большой глоток и вдавила бутылку донышком в песок рядом с Дэвидом, прислонив ее к корзине. — Хороший обед приготовила нам мадам, правда, Дэвид?
— Превосходный. Неужели Ороль ее поколотил?
— Не сильно.
— Она часто ссорится с ним.
— Он старше и был прав, поколотив ее, когда она разбушевалась. Она сама мне призналась под конец. И просила передать тебе…
— Что еще?
— Признание в любви.
— Она и тебя любит, — сказал Дэвид.
— Нет же. Глупый. Просто, она на моей стороне.
— Давай договоримся: больше ничьих сторон нет.
— Нет, — согласилась Марита. — Я и не хотела. Просто так получилось.
— Что получилось, то получилось.
Дэвид передал ей банку с нарезанными артишоками и соус и достал вторую бутылку тавельского. Бутылка все еще была холодной. Он выпил вина.
— Нас просто издергали, — сказал он. — Сумасшедшая женщина вконец издергала Бернов.
— Бернов?
— Конечно, Берны — это мы. Потребуется немного времени, чтобы оформить бумаги. Но это формальность. Хочешь, я дам письменное заверение. Думаю, с ним я справлюсь.
— Я тебе и так верю.
— Я напишу это на песке, — сказал Дэвид.
Вернувшись, они заснули крепким сном и проспали чуть ли не до вечера, а когда Марита открыла глаза и посмотрела на спящего рядом Дэвида, солнце уже садилось. Дэвид спал, крепко сжав губы, вытянув руки вдоль тела, и ровно дышал во сне, а женщина смотрела на его лицо, грудь, думая о том, что до сих пор видела его спящим только два раза. Она подошла к двери в ванную, взглянула на себя в высокое зеркало и улыбнулась. Одевшись, она пошла на кухню поболтать с мадам.
Позже, пока Дэвид все еще спал, она присела рядом с ним на кровать. В сумерках на фоне загорелого лица волосы его казались совсем светлыми. Она ждала, когда он проснется.
Они сидели в баре за виски с содовой. Марита старалась пить поменьше.
— Ты бы мог ездить в город каждый день, — сказала она, — брать газеты, заходить в бар и читать их в одиночестве. Жаль, здесь нет клуба или кафе, чтобы ты обзавелся приятелями.
— Чего нет, того нет.
— И все же тебе иногда надо бывать одному, без меня, когда ты не работаешь. А то кругом — одни женщины. Я хочу, чтобы у тебя появились друзья. В этом Кэтрин была очень не права.
— Она не нарочно. Я сам виноват.
— Может быть, и так. А у нас будут друзья? Настоящие друзья?
— У нас уже есть по одному.
— А другие будут?
— Возможно.
— И ты забудешь меня, потому что с ними будет интереснее.
— Интереснее не бывает.
— Но появятся молодые, современные, знающие много нового люди, и я тебе наскучу.
— Не появятся, и ты не наскучишь.
— Я их убью. Я — не Кэтрин, я тебя никому не уступлю.
— Вот и хорошо.
— Хочу, чтобы у тебя были друзья и фронтовые товарищи, с которыми можно было бы охотиться и играть в карты в клубе. Ну а женщины-подруги тебе ни к чему, правда? Молодые, современные, влюбчивые, по-настоящему понимающие тебя и тому подобное.
— Ты же знаешь, я не повеса.
— Женщины постоянно меняются, — сказала Марита. — Каждый день новые. Никто не застрахован, а уж тем более ты.
— Я люблю тебя, — сказал Дэвид, — и ты — моя жена. Главное — не принимай близко к сердцу. Просто будь рядом.
— Я с тобой.
— Знаю, и я рад видеть тебя, чувствовать, что ты рядом и что мы будем спать вместе и будем счастливы.
В темноте Марита лежала, прижавшись к нему, и он ощутил прикосновение ее губ, груди, рук.
— Я — твоя женщина, — шептала она в темноте. Твоя. Что бы ни случилось, я всегда буду твоей. Ласковой и любящей.
