— Мне нужно знать, кто он, — говорю я.
Алекс спрыгивает в воду. Я за ней — погружаюсь почти до самого дна. Мы так и стоим под водой, слегка поводя руками, чтобы удержаться в вертикальном положении. Волосы Алекс медленно покачиваются у нее за спиной, вокруг тела пляшут солнечные блики. Я достаю ногой до дна. Мы смотрим друг на друга до тех пор, пока из ее рта не вырывается цепочка пузырьков. Алекс отталкивается ногой от дна и всплывает, я тоже.
— Я собираюсь навестить Митчеллов. Поедешь со мной?
— Зачем? — спрашивает она.
— Рассказать о маме и спросить, кто он.
— Я хочу дождаться Сида, — говорит она.
Мы вылезаем из бассейна. Наверное, я скверно выгляжу, потому что дочь спрашивает, как я себя чувствую. Мы возвращаемся на кухню, и я подхожу к стойке. С моих шорт на пол капает вода. Скотти зачерпывает ложкой мороженое и накладывает его на крендель. Я смотрю на кончик ее языка, который она высунула от усердия, ковыряясь в картонном стаканчике. Мне хочется плакать. Ллекс трогает меня за руку, и я вздрагиваю, затем заставляю себя улыбнуться, но губы у меня дрожат.
— Я еду к Митчеллам, — снова говорю я.
Входит Эстер, у нее в руках стопка кухонных полотенец. Она смотрит сначала на девочек, потом на меня. Должно быть, я очень бледный. Должно быть, я выгляжу совсем больным, потому что она качает головой и цокает языком. Она укладывает полотенца в шкафчик, что-то шепчет на ухо Алекс и решительно направляется ко мне. Я делаю шаг назад, но она берет в ладони мою голову и прижимает к своей груди. Я в ужасе смотрю на ее грудь, но потом сдаюсь и впервые за все время позволяю себе заплакать, словно только сейчас понял, что происходит с моей женой, и со мной, и со всей нашей семьей. Моя жена никогда уже не вернется домой, моя жена меня не любила, и отныне на меня ложится забота о наших девочках.
15
Я сворачиваю на подъездную дорогу, ведущую к дому Митчеллов. Их сад утопает в зарослях папоротников и чайных кустов. Даже столбики автомобильного навеса не простаивают зря, а служат опорой для виноградной лозы. Алекс посоветовала мне купить Митчеллам пирожных, но подозреваю, что заботилась она прежде всего о себе (вдруг и ей что-нибудь перепадет?): за один присест Алекс может умять целую коробку сладких пончиков маласадас.
Я поднимаюсь на крыльцо, держа под мышкой коробку с пирожными. Мне кажется, что из-за этого у меня какой-то угодливый вид. Митчеллам я не звонил, так что у них не было времени подготовиться к моему визиту и подобрать надлежащие слова.
— Эй, есть кто дома? — спрашиваю я, заглядывая внутрь через сетчатую дверь. Затем вхожу в переднюю и снова кричу: — Это я, Мэтт!
Они спускаются ко мне со второго этажа; у обоих злые и красные лица. Марк и Каи Митчелл — наши друзья. Правда, они скорее друзья Джоани, чем мои. На Марке только пижамные штаны, что, по-видимому, его смущает. Вид у них такой, словно они только что занимались сексом, хотя вряд ли. Супружеские пары не занимаются сексом по утрам — в этом я абсолютно уверен.
— Вы еще спали? Простите.
Каи небрежно машет рукой:
— Ничего, все в порядке. Мы просто ссорились. Заходи, садись. Хочешь кофе?
— Хочу, — говорю я. — Вот пирожные принес.
Я ставлю свое подношение на кухонный стол, но Марк демонстративно гремит коробкой с хлопьями.
— Цельные злаки, — поясняет он.
— А, ну да.
Они садятся за стол и принимаются за свои цельные злаки, кофе и витамины. Фарфоровый кувшинчик в виде коровы наполнен пятьдесят на пятьдесят смесью молока и сливок, и я подливаю ее себе в чашку.
— Из-за чего ссорились? — спрашиваю я.
— Из-за ерунды, — отвечает Марк.
— Это не ерунда. Ему, видите ли, нравится приглашать гостей и устраивать вечеринки, а кому вкалывать? Мне.
— Но ведь тебе ничего не придется делать. Не нужно ни убирать в комнатах, ни бегать по магазинам, ни шить себе новый наряд, ни выдумывать новый коктейль. Я приглашаю своих друзей, они приходят, мы угощаем их выпивкой и от души веселимся!
— Это не так просто.
— Наоборот! Все очень просто.
— О господи, — спохватывается Каи, — Джоани… Надеюсь, с ней все в порядке? Мы тут мелем всякий вздор…
— Да, — говорю я. — В смысле, пока с ней все в порядке.
И замолкаю, потому что представляю себе их лица, когда они узнают, что ожидает Джоани. Я не хочу их расстраивать. Я хочу, чтобы они спокойно доели свои злаки. Мне не нужно сочувствия, я и сам не умею его выражать. Внезапно я понимаю, что не смогу рассказать о Джоани никому из тех, кто занесен в мой список.
— Мне нужно кое-что для себя прояснить, — говорю я, глядя на Каи, и добавляю: — Иначе мне не будет покоя.
— Да-да, конечно, — говорит она.
Марк молчит. Молчать он может часами. У него и вид такой — словно он находится в состоянии перманентного потрясения.
— Кто он? — спрашиваю я.
Они подносят кружки с кофе ко рту и дружно замирают. Наступает молчание. Марк берет пирожное с заварным кремом и сует его в рот.
— Она его любит? Кто он?
Каи через стол протягивает ко мне руку.
— Мэтт… — говорит она.
— Я понимаю, что поставил вас в неловкое положение, простите, но мне нужно знать. Мне очень нужно знать, кто трахал мою жену.
Внезапно я ощущаю, что мне холодно. Странно, только что я изнывал от жары.
Каи убирает руку.
— Не надо так злиться, — говорит она.
— Я злюсь? Надо думать. — Чтобы заставить себя замолкнуть, я сую в рот кусок пирожного, но все равно бубню: — Еще бы я не злился!
— Вот потому так и вышло, — тихо говорит Каи.
Марк выразительно смотрит на нее.
Я жую пропитанное кремом тесто. Вкусно. Но я не унимаюсь:
— Что «потому»? О чем ты?
Марк и Каи молчат. Я улыбаюсь, потому что Каи загнала себя в ловушку:
— Поэтому она меня и обманывала? Потому что я говорю с набитым ртом? Или потому что у меня поганый язык и я плевать хотел на гребаный этикет?
— Ну и ну! — Каи качает головой. — Знаешь, ты лучше приходи в другой раз, тогда и поговорим. Тебе нужно остыть.
Я смотрю на Марка:
— Я никуда не пойду.
