всхлипывая. В дверях он еще раз крикнул:
– Я не хуже!
Мелецкий спокойно прикурил сигарету от свечи. Потом обратился к Хенрику:
– Поставим караул?
– Не мешает.
– Уже четверть первого. Подъем в шесть, да? Шаффер постоит до трех, а потом его сменят.
Мелецкий отдал распоряжение немцу и прижал к себе блондинку.
– Спокойной ночи, – сказал он. И напомнил: – Подъем в шесть.
В большом зале остались только Хенрик и Анна. Она стояла выпрямившись, с поднятой головой и ждала. Он смотрел на нее, на свитер и брюки, свитер из серой толстой шерсти, брюки синего полотна, на левом бедре пятно, все крупным планом, переплетения мохнатой шерстяной ткани, округлость груди, он стоял и смотрел, она не двигалась, он видел сжатые губы, молчащие глаза. Стоит и ждет – кого она ждет, меня? Хочу я этого или не хочу? Молчание было гнетущим, но Анна его не прерывала, она умела ждать, не чувствовала, как уходит время, ночь кончалась, в шесть подъем, а она ждет.
– Вы не идете к себе? – спросил он.
– Нет.
– Все уже разошлись. Она не отвечала.
– Остались только мы двое, – сказал Хенрик. – Вы и я. Анна развела руками.
– Так получается, – сказала она. Он ждал, что она при этом улыбнется. Она улыбнулась.
– Пойду подышать воздухом, – сказал Хенрик. Толкнул стеклянную дверь ресторана. Шагов Анны он не услышал.
13
Хенрик сидел на ступенях террасы, ночь была теплая, в листве щебетали птицы. «Так получается, – думал он, – так получается. Не хочу ее, – думал он, – не хочу ее равнодушия, боюсь: я думал, что она способна что-то чувствовать, кроме страха перед шефом, хоть что-нибудь, так мне казалось, симпатию к чему-нибудь, может быть, что-то большее, но эти ее глаза, ее молчание, лучше не надо ничего. Вчера тоже была луна, – вспомнил он, – языки костров, запах можжевельника, шелест листвы, мы искали с Чесеком что-то, что мелькнуло и исчезло, и только волосы развевались между звездами, и мы ничего не нашли. Подожду, пока все не заснут, возьму пулемет и куда-нибудь его перенесу. К Штайнхагенам», – решил он.
За ним стояла она. Он внезапно это почувствовал. Он не слышал ни ее шагов, ни ее дыхания, по крайней мере ему так казалось, внезапно стало тихо, замолкли птицы, замерла луна, он чувствовал, что за его спиной что-то происходит, кто-то ждет, сейчас выстрелит в спину, ударит по голове, он почувствовал боль в виске, но не шелохнулся. «Спазм сосудов», – подумал он. Поблизости кто-то был, но чувство опасности стало угасать и исчезло совсем. «Она. Я так и знал!» Она шла за ним и терпеливо молчала. Молчала иначе, чем до этого, там, в зале ресторана. Он улыбнулся.
– Садитесь.
Она села на ступеньки, поджав колени к подбородку. Теперь они вдвоем слушали шорох луны в искрящихся кронах деревьев.
– Луна, – сказал Хенрик.
– О да…
Опять молчание. Он рассматривал ступени террасы, трещины напоминали бассейн Вислы. Спросил:
– Заняться мною предложил вам шеф?
– Да.
«Этого следовало ожидать», – подумал он. – Зачем? – спросил он.
– Наверно, не мог смириться с тем, что я не досталась Смулке.
– Идиотская ситуация, – сказал он.
– Почему?
– Эта луна, как шлягер, как луковица, средство для выжимания слез. Вы только представьте себе, что за уродина: вулканическая пустыня, покрытая пеплом. Но сейчас это не имеет значения, работает отражатель, магнетизирующий свет, и мы влипли, конец, начинаешь умиляться, хочется шептать нежные слова!
– Вы всегда так ведете себя при луне?
– Как?
– Шепчете нежные слова. Надеюсь, у вас нет намерения делать это сейчас.
«Есть, – подумал он. И сразу же: – Ни за что!» Становилось холодно.
– Не знаю, – сказал он. – Все возможно.
Анна подняла лицо с колен и внимательно посмотрела в его сторону, словно желая осознать, каков он, этот мужчина, предназначенный ей самим шефом.
– Я бы не хотела их слышать, – сказала она.
– Как вам угодно. Мне они тоже приходят с трудом.
– Великолепно.
