– Это почему?
– Потому что у тебя здесь ящики из музея. Чесек обратился к женщинам:
– Садитесь, девушки! Баська и Анна в кабину!
– Пани Анна! – крикнул Хенрик.
Анна не отвечала. Она пропустила в кабину седую, а потом села сама.
– Никуда не поедете, – предупредил Хенрик.
– Увидим, – буркнул Чесек. Сел за руль и нажал стартер.
– Женщины выходят. Ну! Седая толкнула Анну:
– Выходите. – Спрыгнула на землю.
– Выключай мотор, – сказал Хенрик Чесеку.
– Нет.
– Я буду стрелять.
– Стреляй, – сказал Чесек. – Стреляй сколько хочешь. Он достал из кармана пистолет и отбросил его.
– Видел? – крикнул он. – Теперь можешь стрелять. Ну? Стреляй, куриная морда!
У Хенрика дрожала рука. Он процедил сквозь зубы:
– Выключай мотор.
Чесек молчал. К Хенрику подошла Анна. Он посмотрел на нее умоляющим взглядом: «Пойми».
– Ты знаешь, – сказала она, – почему я с тобой не пошла?
– Знаю. Тебе казалось, что ты меня любишь, – сказал он, не глядя на нее.
– Да. Так мне казалось.
– Теперь тебе так не кажется, – усмехнулся Хенрик, не спуская глаз с Чесека. – Выключай мотор, – снова приказал он.
Хенрик чувствовал на себе ее прерывистое дыхание, она размахивала у него перед лицом руками со скрюченными пальцами, будто хотела выцарапать ему глаза.
– Теперь я поняла, что я тобою брезговала, – услышал он. – Я боялась твоего прикосновения. От тебя пахнет убийством.
– Нет! – крикнул он.
– Ты убийца.
Он сжал зубы. «Я не ударю ее, только не это. Она бы ликовала: „Я так и знала, грубое животное, убийца!“ Он стер со лба пот. Чесек крикнул:
– Ну, почему не стреляешь? В лагере меня не убили, так ты прикончи! Гестаповец!
Хенрик спрятал пистолет.
– Уезжайте, – сказал он. – Уезжайте ко всем чертям.
Он повернулся к ним спиной. «Пусть делают что хотят. Пусть едут с чем хотят. Убийца. Гестаповец». Дверцу машины поспешно захлопнули. «Я убил трех людей. Высока цена добродетели. Она этого не стоит». Его тошнило. Он подошел к дереву и оперся о него рукой. Мотор заворчал сильней. «Вывозят ящики из музея. Убил трех людей. Зачем? Чтобы все равно вывезли самое ценное!»
– Держись, Хенрик! – послышался голос Янки.
Он не ответил. «Для Анны я убийца. Ей снилась кровь на моих руках. Это неправда. Она мне еще сама это скажет. Она поймет».
Шум машины удалялся, и вскоре стало тихо. Хенрик нащупал в кармане пистолет. Потом снял с себя пиджак. Но легче не стало.
– Боже, – прошептал он.
– Не хотите ли выпить? – услышал он голос немца. Шаффер держал поднос с двумя бокалами вина. Хенрик замотал головой.
– Вы плохо себя чувствуете?
– Плохо.
– Вид у вас неважный. Желудок? Хенрик не отвечал. Шаффер пробормотал:
– Боюсь, что это паштет из печени… Хенрик побрел в глубь парка.
– Пан профессор! – крикнул Шаффер. – Может быть, принести капли?
20
Громы отгремели, пожар погас, стало тихо, не надо было бежать, стрелять, прятаться. Хенрик сидел опустошенный и перегоревший, слушал шум фонтана и вдыхал запах увядающих акаций. В нескошенной траве лежал труп Вияса. «Он был шефом одну минуту и тридцать секунд, а может быть, две минуты, не помню, и погиб в самый прекрасный момент своей жизни, погиб на посту командующего своей армией, отдавая приказы единственному подчиненному. Убийца караулит его останки, сидит рядом и кается, совы не кружат, вороны не каркают, только голуби воркуют». Напор воды в фонтане постепенно падал, искрометный
