Мое бурное прошлое

– А кто ему мешает прикупить компактов? – Мэл скорчила гримасу. – Небось сидит, лапу сосет. Как у него с деньгами?

– Как-то не спросила. Но он не распинался, как у него все отлично. Так что, наверное, не очень.

Впрочем, с деньгами у Барта было не очень и в те времена, когда он жил со мной. Деньги у него заводились лишь после крупного выигрыша, но чаще всего он сидел без гроша и вечно просил меня заплатить за квартиру целиком.

– А судя по голосу, как он? Я глубоко вздохнула:

– Не очень.

– По-прежнему играет?

– Думаю, да. – И я снова шмыгнула.

– Ты знаешь, все нормально, – небрежно сказал Барт. – Ничего ужасного. Я в порядке.

– По-прежнему играешь?

– От случая к случаю. – В голосе его послышалось раздражение. Барт знал, что за этим последует. – Только не начинай снова о том, что сказал психоаналитик, к которому ты меня тогда затащила на аркане, ладно? У меня все под контролем.

– Я тебя никуда не затаскивала, Барт, – резко ответила я. – Ты сам к нему пошел, когда я тебя выперла.

– Зря я разрешил тебе тогда увязаться за мной.

– Потому что я помню все, что сказал аналитик? Я даже потащилась на эту треханую встречу подруг неудачников, на которую он посоветовал сходить. За всю свою жизнь не припомню более гнусного вечера.

– А я предупреждал. Разве я сразу не сказал, что это убогие бабьи посиделки и все бабье будет тарахтеть о том, какие ужасные у них мужики?

– В точку, – хихикнула я.

– Нет, в самом деле! Ты ведь тогда уже выперла меня. – И Барт тоже рассмеялся. – Зачем тебе понадобились эти бабы? И я должен был под конец завалиться, толкнуть речь и обозвать себя сраным отморозком, похвалить тебя за то, что ты нашла в себе мужество вышвырнуть меня, и призвать остальных кретинок сделать то же самое со своими козлами. А потом мы бы дружно отправились куда-нибудь и назюзюкались.

– Барт! – Как и следовало ожидать, я разозлилась. – Вряд ли мы были тогда такими друзьями, чтобы вместе пьянствовать.

– Брось, мы тогда лишь этим и занимались. – Да, только по отдельности. После чего орали друг на друга по телефону.

– Это я орал, – поправил меня Барт. – А ты гнусавила, дублируя этого болвана консультанта, что я должен бросить азартные игры не ради тебя, а ради себя самого.

– Ну, точнее не скажешь.

– Не помогало. Я целый месяц лил слезы в подушку. Просыпался утром, а она была мокрая.

– Ох, Барт!

Скажи он это ради того, чтобы разжалобить меня, я бы обвинила его в пошлости. Но безыскусность, с какой он сообщил о своих приступах слезливости, бренькнула на моих сердечных струнах. Барт обычно не играл моими чувствами – за исключением тех случаев, когда выклянчивал деньги. Мне пришлось напомнить себе об этом, чтобы не проронить скупую слезу в память о его положительных качествах.

Однако на моем месте любая бы расчувствовалась. Мы с Бартом провели вместе два восхитительных года. Третий оказался так себе, а четвертый вплотную подтолкнул нас к адовой бездне. Тем не менее память о старых добрых временах, вкупе с умением посмеяться над нашими злоключениями, будила приятную ностальгию и не позволяла перегрызться. Барт был прекрасным компаньоном во многих отношениях. Он поддерживал меня во всем, что касалось работы, отлично ладил с мамочкой и без тени сомнения утверждал, что у меня нет ни грамма целлюлита. Причем он вовсе не врал, а думал так вполне искренне.

(Недавно меня осенило, что, скорее всего, Барту просто никто не объяснил, что такое целлюлит.)

– Как мама? – спросил он. – По-прежнему грызет тебя?

– Еще как. Правило номер один: она всегда права. Правило номер два: если она не права, смотри пункт первый.

Барта мой ответ развеселил.

– Попробуй не обращать внимания на то, что она думает, – посоветовал он, отсмеявшись.

– Тебе легко говорить, – ощетинилась я. – Ты не сталкивался с подобными вещами, потому что никогда не пытался угодить своим родителям.

– Им нравилось, что я встречался с тобой.

– Брось! – кокетливо отмахнулась я, притворившись, будто мне ни капли не польстили его слова.

– Ну да, серьезно. Я с детства приучал предков, чтобы они от меня не ждали ничего особенного. Зато теперь они счастливы, если мне удается перейти дорогу и не попасть под машину. И знаешь что, я не говорю о них каждую минуту.

– Ты это о чем? – мрачно спросила я.

– Мы всегда переключаемся на твою маму или начинаем обсуждать дела Криса, согласна? Сколько времени мы за все эти годы посвятили только нам?

Барт уже не впервой поднимал эту тему. Пока мы были вместе, он то и дело заикался о ней, а у психоаналитика развернулся по-настоящему. Тогда Барт довел меня до белого каления. Как он смел обвинять меня в том, что я вкладываю слишком мало души в наши отношения, когда сам целенаправленно подрывал их, просаживая деньги на жилье в казино?! Но в эту минуту мне вдруг показалось, что, возможно, он был не так уж и не прав.

– Да хоть сейчас, – продолжал говорить Барт. – Все опять закончилось твоей мамочкой. Понимаю, она твой ночной кошмар, но зачем делать ее центром своей жизни? Ты ведь и так из кожи лезешь, стараясь угодить ей.

Возразить было нечего. Барт прав на все сто.

– Ты вечно кудахчешь над ней и братом. Пойми, каждый сам решает за себя. Ты не виновата в том, что Крис – неудачник, а твоя мать носится с ним и с его грязным бельишком. Ты же винишь себя во всем, что с ними происходит.

– Отвали! – огрызнулась я, застигнутая врасплох. – Конечно, легче критиковать меня, чем привести собственную жизнь в порядок.

Я понимала, что веду себя как последняя стерва, но удержаться не смогла.

– Вот дерьмо! – разозлился и Барт. – Я же пытаюсь помочь!

– Да ну? Ты лучше на себя посмотри. Бьюсь об заклад, ты сам по-прежнему играешь!

– Какого дьявола ты начинаешь?

– А такого! Ты не ходишь в Клуб анонимных картежников, я ведь права?

От «Анонимных картежников» Барта тошнило. Я прекрасно знала, что он никогда не будет ходить на эти встречи. Барта я читала как открытую книгу, и, увы, далеко не все в ней было мило и приятно.

– Послушай, Джулс, мы больше не живем вместе, так что хватит изображать обеспокоенную подружку. Это мое дело! Я позвонил не затем, чтобы выслушать от тебя лекцию…

– …а для того, чтобы прочитать ее мне!

– Нет, с тобой бесполезно разговаривать, зря я тебе позвонил…

– Зря, твою мать!

Мы дружно грохнули трубки. Меня душила ярость, но она хотя бы отвлекла от того, что сказал Барт. Я прошла в спальню и выудила из нижнего ящика комода фотографию Барта – она лежала, надежно похороненная под зимними свитерами. Снимок я выкидывать не захотела, но и держать на виду было мало радости – можно было бы подумать, что я цепляюсь за прошлое.

Я сфотографировала Барта во время нашей поездки в Девоне – он тогда выиграл, и у нас завелись деньги. Мы пролистали «Путеводитель лучших пабов» и обнаружили пивнушку, в которой сдавались комнаты. В таких заведениях обычно варят отменный домашний эль. На снимке Барт сидел за столом на