– Так тебя можно поздравить? Мы чокнулись.
– Кто твой клиент? Расскажи мне о нем, – попросил Алекс.
– Он повар.
Лайам – отличная тема для сплетен. Он поможет нам спокойно миновать пятнадцатиминутный период адаптации. Тем не менее, погрузившись в пересказ своих стандартных баек о Лайаме, я заметила, что на этот раз все как-то иначе. Делясь сплетнями, я обычно делаю паузы для смеха, который вызывают наиболее грязные выходки Лайама. Но Алекс был само внимание. Он слушал с неприкрытым интересом, задавал вопросы, и я вдруг взглянула на Лайама с иной стороны, в полной мере оценив его патологическое желание всегда и везде быть в центре внимания. К слову, на снимках, сопровождавших последнее интервью, наш кулинар был совершенно голым, если не считать связки кабачков, которыми он прикрывал свое хозяйство, непристойно ухмыляясь в камеру. На этих фотографиях Лайам выглядел самым грязным развратником, какого только можно вообразить, – а мне лишь того и требовалось.
– Судя по твоим рассказам, он чересчур завернут на сексе, – заметил Алекс.
– Разве это плохо? – невольно вскинулась я.
– Да так… Я тебя понимаю. С твоей точки зрения, чем больше он сходит с ума, тем лучше, верно? Он же настоящая находка для прессы.
– Точно.
– Просто… понимаешь, его желание воткнуть член во все, что попадается на глаза, напоминает… припадки.
Я рассмеялась.
– Это и есть припадки чистой воды. Он на взводе все двадцать четыре часа в сутки. – По лицу Алекса скользнуло странное выражение. – По-твоему, это плохо?
– Нет. Конечно, нет. Просто любопытно, что он делает, когда остается один?
– Думаю, он старается как можно реже оставаться один. Впрочем, свободное время Лайам убивает за компьютерными играми.
– Понятно, заводит себя, – поставил диагноз Алекс, приканчивая кружку пива.
Я задумалась.
– Знаешь, я прежде не пыталась взглянуть на него с этой точки зрения.
– Да и зачем тебе? – ухмыльнулся он.
– Не знаю. Но теперь мне кажется, что я должна лучше за ним присматривать. Лайам ведь еще совсем мальчишка. Может, стоит попробовать вправить ему мозги?
– Насколько я понял, в этом случае он тебя просто пошлет.
– Тут ты прав. Алекс рассмеялся:
– Да не волнуйся ты так! Я вовсе не хотел, чтобы ты принимала все так близко к сердцу.
– Просто… – из зеркала за стойкой бара на меня глянуло собственное растерянное лицо, – а знаешь, ты ведь прав. Лайам
– Что поделаешь. Тебе же легче. Твой Лайам – готовая звезда.
– Ну да… – рассеянно согласилась я. – Но я волнуюсь. Понимаешь, у меня по отношению к нему комплекс старшей сестры. В общем, я хочу, чтобы он добился настоящего успеха не только потому, что он – моя золотая жила.
О господи. Похоже, Алекс разбередил мое гипертрофированное чувство ответственности. Стиснув зубы, я решила задавить бунт в зародыше. Неужели наряду с Крисом и мамочкой мне придется тащить на себе еще и Лайама? Легче сразу кинуться головой прямо в Босфор, привязав к шее камень потяжелее.
– Пожалуй, стоит поговорить с ним начистоту, – хмуро добавила я. – Пора ему сбавить обороты.
Внезапно перед глазами отчетливо всплыло вчерашнее ресторанное секс-шоу.
– Господи, кого я пытаюсь обмануть?! – невольно выдохнула я.
Алекс с любопытством посмотрел на меня.
– Пошли ужинать. Расскажешь мне о его очередной выходке, о которой ты только что вспомнила.
И мы направились в итальянский ресторанчик, находившийся сразу за углом. Я в него ни разу не заглядывала, но Алекс заверил, что еда там отличная, и оказался прав. Я питаю слабость к богемным заведениям с претензией на дизайнерский стиль, поэтому этот скромный итальянский ресторанчик до сих пор старательно обходила стороной – он буквально вопил о своей ортодоксальной традиционности. Ветер перемен сделал лимонное сорго, авокадо и невиданный гибрид мандарина и грейпфрута главными кулинарными хитами года, но это заведение, пригнувшись, увернулось от модных веяний и все так же предлагает посетителям, живущим по соседству, простую, но вкусную итальянскую еду. Я бы назвала его «Траттория, забытая временем».
Мне вдруг подумалось, что мы с Алексом болтаем как старые друзья, которые давно не виделись. Или как двое приятелей, выудивших друг друга в Интернете, а теперь решившихся на очную ставку… Звучит абсурдно. Я уткнулась в меню. Карпаччо и эскалоп из телятины. Так-то лучше.
– Тебе наверняка это кажется пресноватым, – заметил Алекс, когда официант удалился, прихватив с собой меню.
– О чем ты?
– Должно быть, ты привыкла к дизайнерским штучкам, я прав? Едва ли тебя часто заносит в местную тратторию.
– Только в те редкие дни, когда я провожу вечер дома, – откровенно призналась я. – Моя местная траттория – это продолжение супермаркета. У меня весь дом трещит по швам от поваренных книг, и все они называются «Как приготовить вкусный обед за тридцать минут». Однако я, сгорая от стыда, несусь в местный «Маркс и Спенсер» за готовой картошкой.
– По-моему, это не повод сгорать со стыда, – заметил Алекс, пока официант наполнял наши бокалы.
Я упомянула об этом вскользь, а он опять, как и с Лайамом, сделал из этого Откровение. У Алекса были карие, чуть раскосые глаза и широкое лицо с неожиданно высокими скулами – словно привет от далеких татарских предков. Несмотря на основательность, лицо отнюдь не выглядело тяжелым или угрюмым. Напротив, каждая морщинка улыбалась мне вместе с губами и глазами. Будь Алекс из красавцев, я бы держалась настороже, решив, что он меня откровенно соблазняет. Но его простая манера держаться и открытая дружеская улыбка усыпили мою бдительность.
– Честно говоря, у меня иногда случаются приступы патологического чувства вины, – неожиданно для себя произнесла я. – Особенно когда речь идет о моей семье. Это все мама! Она мастерски умеет тянуть из меня жилы.
Алекс понимающе кивнул.
– Прости, – сказала я, залпом опустошая половину бокала. – Я не собиралась плакаться.
– Нет, нет, не извиняйся, – произнес он так простодушно, что я ни на секунду не усомнилась в его искренности. – Я предпочитаю слушать, что люди рассказывают о себе, чем обсуждать… ну не знаю, последний голливудский боевик, например.
– Хотя и это не так уж плохо, – оживилась я.
– Конечно, нет, – улыбнулся он. – Моя мать, например, зациклена на моих прошлых грехах.
Я издала глубокий и протяжный вздох облегчения. О своих родственниках я редко решаюсь кому- нибудь рассказывать, это мое больное место. Алекс же произнес это таким тоном, как будто банальнее вещи на земле и нет.
– Не верю, чтобы твоя мама тебя шпыняла, – призналась я. – Ты такой взрослый.
Я не спрашивала, сколько Алексу лет, но, скорее всего, он несколько старше меня. Седые волосы серебрились даже в тускловатом свете траттории, а вокруг глаз, когда он улыбался, собиралась сеточка морщинок.
– Взрослый! – рассмеялся Алекс. – Тебя послушать, так ты тинейджер.
Ну, если принять во внимание мою эмоциональную неустойчивость, так оно и есть. Однако Алексу я этого не сказала. И так уже кучу всего наговорила, надо бы оставить пути к отступлению.
Но благими намерениями… Через несколько минут, торопясь и захлебываясь, я уже выкладывала про Джил.
