Как бы то ни было, лепешка с жареной фасолью и овощами, политая сметаной и приправленная мякотью авокадо, выглядела куда аппетитнее, чем его диетический блин со шпинатом и соей.
– Знаешь, быть обаятельной личностью нелегко, – пожаловался Лоренс. – Над этим надо трудиться. И порой даже идти на жертвы.
– А вот Кевин явно не отягощен заботами об обаянии, – заметила я с набитым ртом.
– Кевин – человек незамысловатый, – вздохнул Лоренс. – Говорит, что думает, делает, что говорит, а под словом «подтекст» понимает сноску в конце страницы.
– Приятно иметь под боком парочку таких людей, – заметила я. – Сразу чувствуешь свое превосходство.
Весь вечер мы увлеченно перемывали косточки всем, кого могли вспомнить, так что, выйдя на ночную улицу, уже чувствовали почти идеальное родство душ.
– Эй, ТАКСИ! – вдруг завопил Лоренс, срываясь с места.
От гармонии не осталось и намека. Я потрясенно смотрела ему вслед. А усаживаясь в такси, не преминула заметить, в чем состоит отличие обитателя Нью-Йорка от прочих жителей планеты. Здешний люд, даже самый спокойный и уравновешенный, без малейшего колебания и смущения вопит на всю улицу, отпихивает других от такси и беспрестанно дает водителю громкие и назойливые советы.
– А у вас в Лондоне разве не так? – недоуменно спросил Лоренс. – Вы что, просто приподнимаете руку и вежливо говорите: «Дражайший водила, а не соблаговолите ли вы остановиться»?
Я рассмеялась.
– Не совсем. Но если в Лондоне ты вздумаешь вот так заорать, то соберешь толпу зевак. А здесь на вопли всем наплевать.
– Вы только взгляните на эту ужасную вульгарную Америку! – жеманно протянул Лоренс. – Боже, какие они крикливые! Эй, приятель, – рявкнул он, подаваясь к водителю. – Я же сказал – сначала в Вест- Энд! Здесь направо. Нам надо доставить туда девушку, ясно?
Машина, мстительно взвизгнув покрышками, развернулась, и мы с Лоренсом в наказание съехали на одну сторону сиденья. А когда водитель развернул такси чуть ли не под девяносто градусов, мы практически лежали друг на друге.
– Неладно с моей лепешкой, – пробормотала я, принимая нормальное положение, – прямо чувствую, как она давится о стенки живота… Почему-то эти мексиканские буррито, оказавшись в желудке, стремятся принять первоначальную форму.
– А ты думала? Здесь одни углеводы, а что происходит с активированным углем, если он попадает в воду, а? – прохрипел Лоренс. – Диетическим умникам вроде меня все-таки полегче будет.
– Ага, – сказала я несколько мгновений спустя, сообразив наконец, что имеется в виду. Несколько порций «маргариты» и сдвиг во времени не способствовали пониманию американского юмора.
Такси, то самозабвенно разгоняясь, то исступленно тормозя, а порой – и то, и другое одновременно, – выехало наконец на Десятую авеню. К тому времени я уже обеими руками баюкала живот, предохраняя лепешку от толчков. В следующий раз надо надеть корсет.
– А ты с кем-нибудь видишься? – небрежно спросил Лоренс.
Очень удачная формулировка. Если б он спросил, есть ли у меня парень, я бы тут же выпустила когти, а видеться с кем-то – занятие приятное и ни к чему не обязывает.
– Да, пожалуй что так.
– Судя по тону, он тебе не то чтобы нравится.
– Почему же? Просто у меня нет привычки… э-э… видеться с кем-то.
– Так у вас это постоянно?
– Ну, мы видимся, – осторожно сказала я, сбитая с толку новым вопросом. – Это не в счет?
– Не знаю, – ответил Лоренс с видом профессионального эксперта по человеческим отношениям. – Ты с ним встречаешься?
– Лоренс, я понятия не имею, какого хрена ты несешь. Ой, мамочки…
Такси рывком повернуло налево, и лепешка угрожающе подскочила в пищеводе. Руками я попыталась загнать ее обратно.
– Надо будет как-нибудь объяснить тебе, что значит «встречаться», – сказал Лоренс. – Это очень серьезный вопрос и требует немало времени. Напомни, чтобы я выделил для этого полдня, хорошо?
– Обязательно.
– Какой у тебя дом в Вест-Энде?
Я порылась в кармане и достала мятую бумажку, которую предусмотрительно заготовила.
– Следующий квартал, – сказал Лоренс водителю. – Направо.
Мы с пронзительным визгом затормозили у дома. Я попыталась дать Лоренсу денег, но он и слышать не хотел.
– Первая поездка бесплатно. Добро пожаловать в Нью-Йорк.
– Ну спасибо. До завтра, хорошо? Спасибо, что позаботился.
– Всегда пожалуйста.
Такси с ревом сорвалось с места. Я повернулась к дому и обнаружила, что швейцар уже распахнул дверь. К тому времени все мои нью-йоркские впечатления слились в одну неясную массу – чокнутые таксисты, зубчатый силуэт высоток, манхэттенские бары. Я уже не помнила, как выглядит жилище, куда забросила барахло – казалось, после прилета прошло несколько дней. Зеленый навес, величественно протянувшийся от фасада до самой мостовой, вызвал у меня потрясение. Шикарный домище. Равно как и швейцар в расшитой золотом форме и изящной маленькой фуражке. Он вежливо улыбался.
– 4-Д, верно? – сказал он. – Вы остановились в квартире миcc Бишоп? Рамон, дневной швейцар сказал мне, что вы сегодня приехали. Желаю приятно провести время.
– Спасибо, – пробормотала я.
Швейцар опознал меня с пугающей легкостью. Наверняка Рамон описал меня как неряшливую распутную девку из Англии, которая часов через восемь после прилета вылезет вдрызг пьяная из такси, смердя на всю улицу мексиканской чесночной лепешкой. И Рамон оказался совершенно прав.
Вымощенный мраморной плиткой и сияющий позолотой вестибюль заставил меня прищуриться, словно кто-то направил в глаза фонарик. Невыносимо яркий свет отражался от огромных полированных шкафов по обе стороны фойе. Я прямиком направилась к лифту, который был обвешан зеркалами и обложен коврами, словно уборная какого-нибудь Людовика XIV. Если бы швейцар не сообщил мне, в какой квартире я остановилась, я бы оказалась в весьма неловком положении. Чаевые следовало дать только за это.
Необычно возвращаться не в гостиничный номер, а в чужое жилище. Дело не только в том, что гостиницы безлики, – просто сразу же успокаиваешься, когда видишь свои вещи, раскиданные по всем доступным местам. А в квартире Нэнси Бишоп, как только я клала какую-то вещь, она тут же бесследно растворялась среди скомканных шалей, безделушек, стопок журналов и произведений искусства, любовно расставленных на столиках, диванах, книжных полках и этажерках. Я начала подозревать, что Нэнси вовсе не отправилась в Сан-Диего играть в спектакле, как мне сказали, а мотается со своим товаром по антикварным ярмаркам. Но если она продает меньше, чем покупает, ее квартира скоро лопнет.
В квартире все настолько было пропитано жизнью и пристрастиями Нэнси, что подавляло. Кроме того, я привыкла к открытому, продуваемому пространству своей студии, которую никак нельзя назвать уютной. А квартира 4-Д, напротив, нагло претендовала на звание чемпионки по уюту. Последней каплей стали ламбрекены с оборками и семнадцать вышитых подушечек на белой кровати с пологом. У меня закружилась голова, и зрелище распотрошенного чемоданного чрева, содержимое которого валялось на кровати, напоминая сцену из романа Патриции Корнуэлл[9], не избавило от головокружения.
Внезапно я осознала, что начисто забыла о Ким, несмотря на все свои клятвы. А ведь собиралась сразу по приезде заглянуть в телефонный справочник. Теперь же перспектива встречи выглядела более пугающей, чем в Лондоне. А что если Ким превратилась в настоящую американскую скво, совсем как Натали Вуд[10] в фильме «Искатели», и не захочет меня видеть? Меня охватили сомнения, вызванные неумеренным потреблением «маргариты». Надо срочно поговорить с кем- нибудь, кто мог бы посочувствовать. Почему мне пришло в голову искать сочувствия у Хьюго, я и сама не скажу, но так уж получилось. Я схватила телефон, завалилась на ту часть кровати, которую еще не занял
