На поиски бара пришлось потратить время. В этих краях чем более модным считает себя бар, тем лучше он прячет свой вход за невзрачными и крайне неприветливыми кирпичными стенами, уходящими вертикально вверх. Звукоизоляция у стен отличная, так что единственный признаком бара был небольшой табурет сюрреалистического вида, стоявший прямо на тротуаре. Даже самые обычные бары здесь корчат из себя ночные клубы.
Наконец мы отыскали дверь, распахнули ее, и из помещения вылетел хип-хоп, мигом расцветив угрюмую улицу. Вышибала, подпиравший стену, окинул нас шаблонным взглядом: дескать, ведите себя прилично. В его тусклых глазах угрозы было не больше, чем в фарфоровых глазах чучела. Внутри царил роскошный и чувственный полумрак, словно мы, подобно Алисе, попали в шкатулку, обшитую изнутри красной и золотой парчой. С потолка вместо люстр свисали алые китайские фонарики, а столики прятались за занавесями из бордового бархата. Бутылки, поблескивавшие за стойкой бара, казалось, заполнены золотистым светом. Я даже слегка разочаровалась, когда обнаружила, что на Ким нет вышитого китайского халата из рубинового атласа. Укороченный топ из черной джинсы смотрелся, правда, неплохо, но, на мой взгляд, Ким могла бы приодеться под стать интерьеру.
– Похоже на фильмы, в названиях которых есть слово «шанхайский», – заметила я, присаживаясь у бара и одобрительно озираясь.
Ким оделяла напитками каких-то яппи на другом конца стойки. Я помахала ей рукой, она в ответ скорчила рожу и кивнула на клиентов.
– «Шанхайский экспресс», – подсказал Лекс. – С Марлен Дитрих.
– И «Шанхайский сюрприз». Помнишь, все эти сцены в казино?
Ким с улыбкой подошла к нам.
– Привет, Сэм. Рада, что добралась.
– А здесь классно! – восторженно сказала я. – Так Голливуд в сороковых изображал опиумные притоны.
– Классно, правда? – согласилась она. – И работать тут приятно. Впрочем, с танцами было еще лучше.
– А что случилось с танцами?
– Случился Рудольф Джулиани. Это мэр Нью-Йорка, – объяснила она в ответ на моей непонимающий взгляд. – Джулиани всерьез взялся за уличную преступность. Поначалу все было хорошо, но затем барам запретили устраивать танцы. Так что теперь, если, скажем, один-единственный пьянчужка вздумает поплясать, нас могут закрыть. Для того тут и нужен вышибала.
– Ты хочешь сказать, что он ходит по залу и не позволяет людям дрыгать ногами? – удивилась я.
Ким рассмеялась.
– Ну, примерно. Иногда это немного раздражает. Но знаешь, все ведь знают, что танцевать нельзя. Гляди.
Она показала на стену у себя за спиной, где на красном фоне золотыми буквами было выведено «НИКАКИХ ТАНЦЕВ».
– А если извиваться, но ногами не двигать? – поинтересовалась я.
– Это на грани допустимого. Раскачиваться мы позволяем, а извиваться – это уже предосудительно.
Теперь хохотали мы обе.
– Я так по тебе скучала, – с тоской сказала я, отсмеявшись. – Тосковала, что не могу подурачиться с тобой.
– Я тоже скучала.
Я прокашлялась. Приступы сентиментальности обычно длятся не больше пятнадцати секунд, а потом из меня начинает переть такое…
– Ладно, хватит распускать нюни. Кого я должна трахнуть, чтобы получить здесь выпивку?
– Дурачишься, как всегда, – с нежностью сказала Ким. – Только произнося эти слова, ты должна приложить руку к промежности и понизить голос.
– Глянь-ка, у вас и ди-джей есть!
У дальней стены я разглядела микшерский пульт, а за ним девушку, в сравнение с которой Камерон Диас показалась бы простоватой дурнушкой. Хорошенькие девушки в Нью-Йорке используют свои данные на полную катушку; не прячут, так сказать, свою красу под спудом. Наоборот, выставляют на всеобщее обозрение, да еще обставляют рефлекторами, чтобы все разглядели.
– Везде есть ди-джеи, – небрежно ответила Ким. – Вон за углом суши-ресторан, так и там есть ди- джей. Но от этого он не становится клубом. Так ты хочешь выпить?
– Папа римский сменил веру?
– Ну?
– Слинг[24] по-сингапурски, – сказала я. – В самый раз для такого декора.
– Годится.
– А мне можно? – встрял Лекс.
Внимание Ким переключилось на него. Мы настолько увлеклись беззаботным трепом, как в былые времена, что я совсем забыла представить Лекса. А Ким и в голову не пришло, что я заявлюсь не одна.
– Ким, это Лекс, – запоздало сказала я. – У нас совместная выставка.
Мне показалось, что я представила Лекса просто и сдержанно. Ни словом не упомянула о его статусе главного подозреваемого в деле об убийстве. Так чего же они так вытаращились друг на друга?
– Так вы же тот самый друг Лео! – воскликнула Ким. – Я так и знала, что где-то вас уже видела.
Судя по физиономии Лекса, ему очень хотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила его.
– Как тесен мир, – наконец выдавил он.
Ким покачала головой. Это движение было таким родным, что от ностальгии у меня засосало под ложечкой. Оно означало, что Ким чего-то не понимает.
– У вас ведь какие-то неприятности, да? – спросила она в конце концов. – Лео говорил, что вы пустились в бега или что-то в этом духе. Вот черт, это же как-то связано с убийством Кейт! Вспомнила! Вы скрываетесь от копов!
Ким не повысила голос, но вся так и напряглась. Соседи за стойкой с любопытством оглянулись на нас.
– Сэм! – повернулась ко мне Ким. – Что происходит? Почему ты с этим парнем? Может, это он убил Кейт!
– Сэм разрешила переночевать у нее! – жалобно выпалил Лекс. – Она не верит, что я убийца…
– Ты разрешила ему переночевать? Да ты, должно быть, рехнулась! Этот парень прикончит тебя во сне! Ты должна немедленно сдать его полиции!
Я посмотрела на Ким, потом – на Лекса. Глубоко вздохнула и с размаху уронила голову на стойку. Но этого оказалось недостаточно. Они по-прежнему сверлили меня взглядами. Тогда я начала легонько колошматиться головой о деревянную поверхность стойки. Странно, но стало легче.
Глава четырнадцатая
Я перестала колотиться головой прежде, чем на ней остались неизгладимые отметины. Впрочем, к тому времени перед нами уже стояли сингапурские слинги – и они были прекрасны.
– Она думает, что я убил Кейт! – затравленно промямлил Лекс, когда Ким отошла.
Моя подруга настороженно косилась на Лекса через плечо, словно предупреждая, что будет присматривать за ним, чтобы он ненароком не вытащил из кармана удавку и не начал поигрывать ей, примериваясь к моей беззащитной шее.
– Как и полиция, наверное, – заметила я. – Так что не суди Ким слишком строго. Она лишь хочет защитить меня.
– А ты? – встрепенулся Лекс. – Ты же, правда, не думаешь, что убил я?.. Почему?
