«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа

для исследования и понимания «Тихого Дона», обозначенный автором как «роман — историческая повесть», был передан в музей вдовой К. Приймы Лидией Ивановной Вершковой. Начинается он так:

«В предместье города Софии — столице Болгарии, в градине “Овче Купель”, “Баня «Овче Купель»”, в 3 часа дня, когда по установленному административной властью порядку открываются бани, внезапным налетом трех тайных агентов, из числа которых один был русский эмигрант от партии черных реакционеров — душегубов — помещиков, я был арестован самым грубым и беспощадным способом»¹¹¹.

Потом идет описание того, как эти «тайные агенты» из болгарской полиции «под угрозой взведенных на курок револьверов» доставили его в Дирекцию болгарской полиции, в кабинет некоего Браунера — «он родом из панов, ставленник н-ка [начальника] РОВСа в Болгарии г-на Абрамова, занимающий должность подначальника политического отдела, а также наблюдатель за мятежниками казаками-националистами и пр.»¹¹². Кудинов заметил «необычайный восторг, бодрое движение и светящиеся от удовольствия лица <...> Браунера и ему подчиненных служащих. Все эти люди (около десятка), блюстители державной сигурности, глядели на меня с таким диким любопытством, точно толпа разъяренного русского люда на Степана Разина, привезенного в Москву для казни»¹¹³.

Еще бы! Задержать казачьего полковника (к этому времени командование Донской армии в эмиграции произвело Кудинова в полковники), прославленного руководителя Верхнедонского восстания, вчерашнего председателя «Союза казаков-националистов в Болгарии» на явке с русским шпионом!

Браунер тут же под конвоем доставил Кудинова в кабинет начальника софийской полиции, который после допроса предложил ему стать агентом болгарской разведки: тогда он избежит ареста и суда: «Будете работать и у нас и у них — и все кончено».

«Не откажусь, господин [Михайлов] Иванов, если моя услуга будет полезна для Болгарии и для России, — ответил я ... — Разрешите вам заявить, что я шпионом и провокатором быть не смогу»¹¹⁴.

Позже на допросах в СМЕРШе Кудинов подробно рассказывал о своих контактах с советским посольством в Болгарии (а точнее, с советской разведкой):

«В русской легации, — пишет он, — я был принят секретарем Яковлевым, который был внимателен, а по наружности своей типичный рус-славянин». И далее следуют чрезвычайно примечательные слова: «Как бы ни старалась помещичья азартная пропаганда и нечестная пресса отгородить свободолюбивых казаков подальше от Родины, вызвать непримиримую ненависть и злобу к людям, живущим там, на родине и своей вульгарной пошлостью убить чувство общности и современное мировоззрение, все же при этой случайной встрече родственная кровь и долгая разлука с родной землей растопили братскую ненависть, и вопреки того, что мы имели различную идеологическую веру в совершенство жизни людей, почувствовали духовную близость, одну и ту же отечественную потребность...»¹¹⁵.

Вдумайтесь в эти словосочетания: «братская ненависть», «отечественная потребность», в слова о «духовной близости», невзирая на различную «идеологическую веру», и вы поймете разницу в поведении Кудинова, когда он общался с людьми из польского представительства и советского посольства. Как писал Шолохов, — Кудинов и в самом деле «глубоко уходил корнями в толщу казачества, откуда шел родом» (3, 209). Несмотря ни на что, он оставался патриотом своей страны.

О настроениях П. Кудинова этого периода красноречиво свидетельствует его рукописный очерк «История моего ареста в Болгарии».

«Я — часть людей моей Родины, — пишет он. — И она, моя родина, для меня, хоть и на расстоянии, и ближе, и милее и роднее, чем для граждан иной страны, и поднимать руки против России я не позволю»¹¹⁶.

Контакты с работниками советского посольства дорого обошлись Павлу Кудинову. Его арестовали, судили и выдворили из Болгарии.

Позже в обширной «Просьбе о помиловании», направленной Кудиновым в Президиум Верховного Совета СССР в 1954 году, он так рассказывает об этом периоде своей жизни: «В Посольстве я был принят атташе по печати Яковлевым. Кроме разговоров, относящихся к письму Епихиной, секретарь Яковлев затронул вопросы политического характера, которые относились к возможности, с моей стороны, сотрудничества во благо Советского Союза. Предложение мною было принято, но с условием: о Болгарии ни слова! Яковлев высказывал мысль об издательстве газеты, направленной против поляк[ов] и эмигрантских антисоветских организаций. С таким предложением я не согласился, так как издательство подобной газеты приведет к разгрому — это первое, а второе — нужны сотрудники, а их не найти и эта затея будет просто смята. Самый верный способ, — предложил я, — издавать журнал, не меняя сотрудников, тех же казаков. Содержание журнала должно быть направ[лено] против поляк[ов], РОВса и казачьих организаций, с конечной целью расколоть их единство, и, в то же время, прикрыться статьями антисоветского характера. Название журнала, — сказал я, — “Вольный Дон”, это для того, чтобы избежать всяких подозрений соответствующего органа. Со всеми моими доводами Яковлев согласился. Кроме того, было уговорено, чтобы письма писать всем руководителям различных организаций, для нужных целей. После разговоров и окончательной договоренности, сотрудничество приняло живой характер.

В августе м-це 1938 года я был арестован. В следственном процессе, который продолжался десять дней, никакой виновности, вредящей Болгарии, установлено не было, но связь с Советским посольством была неопровержима. Наряду со следствием против меня ополчились генерал Абрамов, вся его, скрипящая зубами, гладиатура. Я был интернирован, а потом, по постановлению дирекции полиции, был изгнан за пределы Болгарии сроком на пять лет, с паспортом»¹¹⁷.

После долгих мытарств в Турции и в Румынии, где Кудинов также сидел в тюрьме как советский агент (все это подробно описано в материалах «Дела»), перед началом Второй мировой войны ему все-таки удалось вернуться в Болгарию, оставаясь под полицейским надзором.

В Софии, в документе охранки «Список просоветских эмигрантов» значился Павел Кудинов. Советский историк Р. Т. Аблова, ссылаясь на архивы Болгарии, пишет: «За деятельность по разложению русской и казацкой эмиграции в Софии, за коммунистическую агитацию и издание прогрессивного журнала высылался из страны Павел Назарович Кудинов»¹¹⁸.

Рукопись Кудинова как раз помогает понять, что означают слова о его «деятельности по разложению русской и казацкой эмиграции». В условиях монархо-фашистской диктатуры царя Бориса и ориентации Болгарии на фашистскую Германию казачий полковник П. Н. Кудинов, — как выяснили болгарские власти, — противодействовал русским и болгарским фашистам, сотрудничавшим с нацистской Германией. Как известно, Гитлер назначил атамана Краснова на пост начальника главного казачьего управления на территории Германии и собрал под фашистские знамена казачьи корпуса, состоявшие из предателей, переметнувшихся на сторону фашистов. Генерал Алферов, в прошлом — окружной атаман Верхне-Донского округа, также изображенный в «Тихом Доне», находился в эмиграции в Югославии и поддерживал там фашистские течения, стремившиеся использовать казаков в борьбе с большевиками.

Надо отдать должное Кудинову: он занял твердую и совершенно определенную позицию в этой борьбе за казачество.

В ходе допросов Кудинов гневно отводил обвинения болгарской охранки в том, что он — советский шпион, и заявлял, что в своем сотрудничестве с советским посольством преследовал только легальные цели: «В своем печатном органе “Вольный Дон” вести ударную политическую линию против тех держав, которые подготовляют вооруженную кампанию против России с конечной целью расчленить ее... Я не шпион и инструкциями себя не обязываю. Мы можем судом судиться, но в то же время обязаны помнить отечественный долг. Если я помогаю родине путем легальной печати, то поверьте, — я в этом стыда не чувствую. Если полиция находит в этом преступление, то прошу передать меня правосудию»¹¹⁹.

Полиция нашла в этом преступление.

«— Вы упорно отстаиваете свою невиновность, — заявил следователь Браунер Кудинову, — а вот <...> что пишете Вы в циркулярном распоряжении по округу казаков- националистов, где так остро нападаете на русских фашистов... В письме к генералу Алферову (Сербия) пишете, что “белые русские фашисты опаснее красных”, интересуетесь съездом в Сербии. “Слет демонов: попов, опоганивших, загадивших веру Христову, помещиков, с учетными