удовольствие.
Она окинула взглядом Лисила, обнаженного до пояса, – и все вампиры-убийцы, сколько бы их ни было в Беле, тотчас вылетели у нее из головы.
– Нужно будет подыскать тебе рубашку, – тихо проговорила она.
– Ты сейчас, между прочим, тоже не образец опрятности, – отозвался Лисил. – Если, конечно, не объявить эти пятна копоти дампирскими знаками отличия. Что ж, одно хорошо – по крайней мере, тебе не придется силой стаскивать с меня старую рубаху.
Все тело Магьер мгновенно напряглось, и она, почти ударившись в панику, торопливо встала и не без труда застегнула штаны.
– Спасибо… – пробормотала она запинаясь, – я уже… мне уже лучше.
Лисил поджал губы – с таким видом, словно она только что нанесла ему смертельное оскорбление.
– Занимай-ка ты нижнюю койку, – сказал он, – вдруг понадобится встать посреди ночи.
С этими словами он проворно забрался наверх, вытянулся на спине и мрачно уставился в потолок.
Магьер устроилась на нижней койке. Какие бы чувства ни пробуждала в ней близость Лисила – никогда они не будут по-настоящему близки, потому что для него это может быть смертельно опасно. Она – дампир, и этого ничто не изменит.
– Лисил, – позвала она тихо, гадая, заснул он уже или нет.
– Ну? – отозвался он сверху.
– Если это ловушка, зачем мы в нее лезем? – На самом деле Магьер и не ждала ответа – просто хотела услышать его голос. – Может, нам просто отойти в сторонку и переждать?
– Да ни за что на свете! – отрезал он. Воцарилось молчание – такое долгое, что Магьер хотела уже снова заговорить, но тут Лисила вдруг прорвало:
– Он – мой. Этот грязный маленький ублюдок – мой. Я должен закончить то, что начал… то, что не смог сделать той ночью в окрестностях Миишки.
Такой роскоши, как месть, они сейчас не могли себе позволить, и на языке у Магьер уже вертелась резкая отповедь, но тут она вспомнила, какое бешенство обуяло ее при виде черных перчаток вампира- аристократа.
– На нас напали четверо, – сказала она вслух, – и выследить их, пожалуй, будет нетрудно. Жалко, что Малец сейчас не в состоянии идти по следу.
– Может, нам и не придется никого выслеживать. – прошептал Лисил. – Теперь они приходят к нам сами. И меня это вполне устраивает.
– Нет, – сказала Магьер, – нам нужно отыскать их логово. Пока мы не уничтожим их всех до единого, мы не сможем быть уверены, что с вампирами в Беле покончено.
Лисил ничего на это не ответил, и через несколько минут Магьер услышала, что он задышал глубоко и ровно, как и полагается спящему.
Лампа на столе все так же ярко излучала холодный свет. Магьер не была уверена, что сумеет заснуть. Она лежала, прислушиваясь к тому, как сонно и размеренно дышит Лисил, как поскрипывает койка, когда он во сне ворочается с боку на бок. И наконец закрыла глаза, спасаясь от беспощадно яркого света.
Ослепший на один глаз, трясущийся от потери сил и крови, Торет рывком распахнул дверь особняка, и все трое – Торет, Чейн и Тибор – ввалились в прихожую.
Сапфира, наряженная в шелковое горчичного цвета платье, сидела в гостиной. При виде вошедших глаза у нее полезли на лоб. И неудивительно – Торет и сам знал, что они представляют собой ужасное зрелище.
Лицо и руки Тибора были исполосованы длинными следами когтей и зубов. В горле у него чернела круглая дырка, одежда превратилась в невообразимо грязные лохмотья. Чейн лишился плаща, плечо у него было рассечено наискось, и рукав камзола пропитался густой черной кровью. Эта рана сама собой не заживет.
Хуже всего, однако, пришлось самому Торету. На месте его правого глаза зияла сочащаяся сукровицей дыра, грудь рассекала рваная рана, из которой торчало сломанное ребро, изодранный камзол спереди был густо пропитан кровью, как рукав Чейна. Но все это было неважно – ведь теперь он дома, и Сапфира ждет его, ждет… Шатаясь, Торет шагнул к ней.
– Любовь моя… – сдавленно прохрипел он.
К вящему ужасу Сапфиры, он положил руки ей на плечи, почти навалился на нее, с трудом удерживаясь на ногах. Недолго думая, Сапфира оттолкнула его и попятилась.
– Торет! – взвизгнула она. – Это же чистый шелк!
Ошеломленный, Торет кое-как оперся о ближайший диванчик. Новые струйки черной крови потекли по его руке. Почему Сапфира не спешит утешить его, помочь?
– Обивка!.. – прошипела она. – Бархат!.. Чейн, да сделай же что-нибудь! И не смей даже впускать сюда этого мерзкого матроса!
Торет ошеломленно уставился на нее здоровым глазом:
– Сапфира… любовь моя… нам так худо! Нам нужна твоя помощь.
Она скривилась с таким видом, словно хотела сказать: «Ну, это уж слишком!» – и, не говоря ни единого слова, опрометью выбежала из гостиной.
Потрясенный, Торет только и смог, что проводить взглядом взметнувшийся за дверным проемом вихрь горчично-желтого шелка. Конечно, он мог приказать Сапфире остаться, мог… но не стал. Сапфира
