еще один — и лишь тогда пришло отрезвление, пробившись сквозь бессознательную потребность завершить начатое.
Что бы ты ни совершил, не оставляй свидетелей — таково было первое правило, которому обучили его отец и мать. Ради того чтобы уберечь друг друга, они загоняли свою боль вглубь и в холодном оцепенении делали все, чтобы сохранить свою тайну и выжить.
— Как же я могу присматривать за тобой… — начала Магьер, и ее бледное лицо исказилось от гнева, за которым никто, кроме Лисила, не сумел бы различить страх. — Как, я спрашиваю… если ты очертя голову рвешься навстречу всякому, кто желает твоей смерти?! С меня довольно. Больше ты от меня ни на шаг не отойдешь!
Она запнулась и отняла руку от его груди. Лисил увидел, что ее бледная ладонь перепачкана кровью, которой была покрыта его кольчуга.
Лисила замутило. Руки Магьер в крови… по его вине.
— Лисил?.. — прошептала Магьер, и сердитая морщинка между ее бровей разгладилась.
Она смотрела на полуэльфа с тревогой, как если бы он был в опасности и сам не замечал этого. Кровь, забрызгавшая Лисила, смешалась с его потом и уже понемногу засыхала на лице и в волосах.
И этой кровью он осквернил Магьер.
Магьер медленно шагнула к нему.
Лисил торопливо отступил. Спрыгнул на склон и, стремительно сбежав вниз, к реке, побрел по мелководью на стравинскую сторону. Плеск воды за спиной подсказал ему, что Магьер последовала за ним.
Как он мог, как мог привести ее за собой в Войнорды — после всего, что ей довелось пережить в погоне за тайнами собственного прошлого?
Лисилу хотелось остановиться, лечь в холодную воду, — пусть река омоет его с головой, смоет эту нестерпимую боль… Вот только это не поможет. Сколько бы он ни лил на себя воды, сколько бы ни глушил вином свои кошмары — все равно он в крови, и ее ничем не смоешь. Что же, это он в силах пережить.
Только бы эта кровь не оскверняла Магьер!
Лисил ускорил шаг, поднимаясь вверх по склону к городским воротам. Вот он и вернулся домой. Только так он и мог вернуться домой.
ГЛАВА 2
Чейн осадил коня на вершине лесистого холма и из-под низко надвинутого капюшона взглянул на лежавшую внизу кое-где покрытую снегом равнину. Солнце уже низко опустилось за затянутый тучами горизонт. Тени деревьев и просторный, из плотной ткани плащ укрывали Чейна от закатных лучей солнца, и все равно он ощущал всей кожей его обжигающее прикосновение. Он дал своим чувствам обостриться — и тут же с сильным ветром до него донесся запах крови.
Далеко впереди, у стравинской границы, взор Чейна различал следы недавно завершившейся схватки. По усеянному трупами лугу брели, направляясь к городу, Магьер, Лисил и Малец. Они вошли в распахнутые городские ворота, и Чейн разглядел, что там, в глубине ворот, их поджидает Винн.
При виде девушки беспокойство, овладевшее Чейном, тотчас угасло; затем ворота, как и полагалось после заката, захлопнулись.
Вельстил остановил коня рядом с Чейном.
— Что там произошло? — спросил он.
Чейн только молча покачал головой.
Когда они только познакомились, Вельстил отличался аккуратностью, которая граничила со щегольством. Выглядел он на сорок лет с небольшим — среднего роста и сложения, темноволосый, с белоснежно-седыми висками.
Сейчас из-под его капюшона неопрятно свисали давно нечесанные пряди. Плащ из тонкой шерсти поблек и истрепался оттого, что его владелец слишком много дней провел под открытым небом, вернее — под самодельным навесом, заваленным палой листвой. Да, за минувшие месяцы Вельстил сильно изменился… как, впрочем, и сам Чейн.
Его каштановые волосы отросли почти до плеч и спутанной гривой обрамляли лицо. Чейн рассеянно подергал шерстяной шарф, которым была обмотана его шея. Хотя он давно не видел своего отражения в зеркале, он прекрасно знал, что именно скрывается под шарфом, и сейчас потер кончиками пальцев грубый шрам, который опоясывал его горло. Меньше месяца назад Магьер отсекла ему голову. Призрак той боли мучил и преследовал Чейна до сих пор. Сколько бы он ни кормился досыта, как ни напрягал волю, — уродливый шрам все так же клеймом багровел на его бледной неживой коже.
После этой второй смерти его воскресил Вельстил.
Хитроумному и скрытному спутнику Чейна еще предстояло поведать, как именно он это сделал. Сработала ли здесь та разновидность магии, которой так хорошо владел Вельстил, — магия духовной стороны мира? Или же дело было в некоем тайном свойстве Детей Ночи, которое откуда-то стало известно Вельстилу… и только Вельстилу?
Гнедая кобылка Вельстила била копытом землю, фыркая на холодном зимнем ветру. Пару лошадей Чейн и его спутник приобрели лишь две ночи назад. Кони были немолодые, не слишком хорошо объезженные, но по крайней мере резвые.
— Что теперь? — вслух спросил Чейн, и сам сморщился от звука своего голоса. Чтоб его расслышали, ему приходилось почти кричать, да и то все равно больше выходило сиплое шипение. Удар сабли, который навсегда изуродовал его шею, необратимо изменил и голос.
— Магьер отправится, в Войнорды, — ответил Вельстил. — Нам было бы не худо знать ее планы на ближайшие дни. Отправь своего нового фамильяра отыскать, где она сегодня заночует, — может, что- нибудь удастся узнать.
С тех пор как Чейн стал вампиром, он неустанно совершенствовал свои колдовские навыки. Создавать фамильяров и управлять ими стало для него делом обыденным и легким. Он воспринимал окружающий мир через их чувства и повелевал их действиями — до определенной степени.
К седлу его коня был приторочен прямоугольный предмет длиной и шириной с локоть, завернутый в кусок замши. Чейн сдернул замшу — под ней была небольшая деревянная клетка, в которой сидела красногрудая малиновка, Чейн открыл дверцу клетки, дождался, покуда птица выпорхнет и усядется на его запястье, и развернулся лицом к городу. Свободная рука его привычным движением сжала крохотный бронзовый фиал, висевший у него на шее.
Закрыв глаза, Чейн сосредоточился, и в мыслях его возник образ малиновки. Птица склонила голову набок, искоса глядя на Чейна блестящим черным глазом. Он направил в птичье сознание ряд приказов, воплощенных в картинки.
Птица расправила крылья и взмыла в воздух.
Соединенный незримой нитью с сознанием малиновки, Чейн явственно ощутил, как ерошит перья встречный ветер, как стремительно уходит вниз земля. В самом начале постижения колдовской науки такое вот восприятие мира через чувства фамильяра приводило его в замешательство, позднее — вызывало безудержный восторг. Сейчас же Чейн не испытывал ничего.
Малиновка пролетела над рекой, затем над городскими стенами. На крепостных валах горели факелы, зажженные стражей. Ниже стен тянулись городские крыши, и очертания зданий были едва различимы в свете масляных фонарей, которые покачивались на перекрестках. Ближе всего к стене стояло высокое здание, из отверстия в торце его лился яркий свет, и к этому отверстию нестройной цепью тянулись
