таким образом он и освоил речь эльфов, хотя само понятие «речь» казалось ему чересчур ограниченным способом передачи мыслей.
Жилища эльфов были частью леса. Огромные деревья выращивались так, что в их могучих стволах оставались полости, служившие теплыми и сухими комнатами. Терновник и плющ, оплетая нижние ветви деревьев, образовывали беседки и ширмы, в чьей тенистой прохладе хозяин дома, его домочадцы и друзья отдыхали в жаркий полдень или же собирались для совместных трапез. Почву между деревьями покрывал желтовато-зеленый мох, на котором Малец частенько валялся или же устраивал игры со своими сестрами и братьями.
Сейчас он свернулся клубком перед аркой из плюща, которая очертила вход в огромный кедр с искусственно выращенной полостью. Дерево выросло до таких гигантских размеров, что десяток взрослых мужчин, взявшись за руки, не сумели бы обхватить его ствол. В нем жила одна семья. Малец ждал, не обращая внимания на подначки сестер и братьев, которые безуспешно зазывали его поиграть.
В сумерках к дому пришла пожилая женщина.
Ее плащ, капюшон, куртка и штаны из мягкой шерсти — все было темно-зеленого цвета, такого темного, что иногда он мог показаться черным или темно-серым. Лицо женщины было сурово и бесстрастно. Паутинки морщин вокруг больших миндалевидных глаз и маленького рта неоспоримо свидетельствовали о том, что она достигла почтенных лет, хотя и не разменяла еще первую сотню. Малец заглянул в ее глаза — и ощутил тревогу, решимость, которая не оставляла места сожалениям, и застарелую боль.
Из полости кедра выглянули юные эльфы, мальчик и девочка. Их волосы были аккуратно заправлены за узкие остроконечные уши.
— Эйллеан! — с восторгом и благоговейным трепетом прошептала девочка.
Женщина окинула их взглядом и мягко улыбнулась. Малец видел, что эта улыбка — лишь дань вежливости, за которой нет ничего.
В сознании девочки промелькнуло воспоминание, и Малец увидел, как она в чаще леса, в уединении предается ребяческим фантазиям, играя «в Эйллеан». Древний дуб в ее воображении представлял собой Аойшенис-Ахарэ, Вельмидревнего Отче. Она будет служить своему народу, как великая Эйллеан.
Мальца удивило, что мыслящее существо мечтает быть не собой, а кем-то другим, что просто невозможно. Он взглянул на образ пожилой женщины в мыслях и воспоминаниях девочки — и узнал гораздо больше, чем могли бы сказать ему слова. Не только о том,
Анмаглахк.
Тайные воины, хранители и доверенные исполнители воли Вельмидревнего Отче, они жертвовали домом и кровом, уходя за пределы уединенных эльфийских земель, дабы охранять их мир и покой. Будучи отдельной кастой, не связанной ни с каким кланом, они тайно трудились в землях людей, дабы предотвратить любое зло, которое может угрожать их народу.
Эйллеан остановилась на поросшей мхом прогалине, и за миг до того шорох мха под ее ногами принес Мальцу еще одно послание от его бестелесных сородичей, стихийных духов:
Эйллеан, чье имя означало «Кулик-песочник», наблюдала за тем, как сестры и братья Мальца возятся и играют на желто-зеленом мху. Когда взгляд ее остановился на Мальце, его захлестнуло волной воспоминание Эйллеан.
Он увидел мальчика-полуэльфа со светлыми, почти белыми волосами, который притаился за домом, стоявшим на берегу озера. Внук Эйллеан, Лиишил, чье имя означало «Расцвеченный Дождем» или «Цвет Слез Мира», никогда в жизни не видел свою бабушку. Пробираясь по землям, где он жил, Эйллеан задержалась, чтобы взглянуть на него с дальнего берега озера. Из вод озера вырастала каменная крепость, и мальчик, прежде чем проскользнуть в дом, украдкой бросил на нее беглый взгляд.
Эйллеан снова поглядела на сестер и братьев Мальца, а затем присела на корточки перед ним.
Малец сел и пристально воззрился в большие янтарные глаза женщины.
Его вид пробудил в ней давнее воспоминание из ее собственного детства — годовалый маджай-хи бежит по лесу. Малец ухватился за это воспоминание и повторял его снова и снова, вместе с образом одинокого мальчика-полуэльфа. Наконец два воспоминания накрепко связались между собой.
Ни один эльф нипочем не стал бы забирать маджай-хи из леса, потому что эти создания обладали собственной волей и были тесно связаны с землями эльфов. Малец знал, что мог бы надавить на Эйллеан, подчинить себе ее волю, но не стал этого делать.
Эйллеан сдвинула брови, прищурилась, разглядывая сидевшего перед ней щенка. И чем дольше она смотрела, тем прочнее запечатлевался в ее памяти образ этого щенка.
Малец увидал самого себя глазами Эйллеан — и несколько раз повторил эту картинку, увязав ее с обликом мальчика по имени Лиишил.
Эйллеан нахмурилась, вид у нее стал озабоченный, словно то, что она обдумывала, было безнравственно.
Малец приподнялся на задних лапах, передними оперся о колени присевшей перед ним женщины и, ткнувшись носом в ее смуглое треугольное лицо, коротко гавкнул.
Эйллеан изогнула тонкую, оттянутую к виску бровь. Залаяв, Малец еще раз всколыхнул в ее сознании воспоминания о маджай-хи и Лиишиле. Она подняла щенка, обхватила ладонями — смуглыми, изящными, обманчиво хрупкими.
В ее прикосновении не было ни сердечности, ни тепла. И все же Малец знал, что не сумел бы на нее воздействовать, если бы этих чувств не было в глубине ее души. Он испытал боль утраты, на миг затосковав по материнской ласке, по теплу сестер и братьев, ночами прижимавшихся к нему во сне… а Эйллеан между тем уносила его прочь из селения.
Она собиралась в путь не одна. Остановившись в лесу, она ждала, когда спутник присоединится к ней.
Бротандуиве.
«Пес во Тьме» был одет так же, как Эйллеан, и над широкой повязкой, прикрывавшей нижнюю часть лица, были видны только его большие глаза и переносица. Но Малец увидел его лицо целиком в памяти Эйллеан и отметил, что его тонкие губы почти всегда сурово сжаты. Судя по серебристым волосам, Бротан был стар, хотя и немного моложе Эйллеан. Ростом на полголовы выше женщины, он был высок даже для эльфа и более плотного сложения, чем большинство его соплеменников.
Малец ощутил в нем глубоко скрытое смятение — словно Бротан устал от жизни и разочарован своим местом в мире. От этого ощущения Мальцу стало одиноко и неуютно в обществе анмаглахков, хотя с Эйллеан все же было полегче.
Путешествие их было долгим. Пройдя через эльфийские леса, они углубились в горы, безлюдные и холодные. Спутники Мальца почти не разговаривали в пути — то ли им было нечего сказать друг другу, то ли их тайные мысли были настолько схожи, что они не нуждались в словах. Малец потерял счет дням и ночам. Он дрожал на руках у Эйллеан — она несла его, потому что снег зачастую был чересчур глубок для его коротких щенячьих лап. Перевалив через горный хребет, путники углубились в поросшие лесом подножия гор, намеренно держась в стороне от дорог, которые теперь встречались намного чаще. Наконец на исходе одной из ночей они достигли места назначения, и Малец тотчас узнал его — это были озеро и замок из воспоминаний Эйллеан.
На четырех угловых башнях замка жарко пылали огни, и впервые в жизни Малец учуял запах разложения и смерти. Этот тошнотворный запах не только уязвил его обоняние, но и, казалось, обжег внутренности.
Обойдя озеро по берегу, эльфы оставили по левую руку замок и видневшиеся за ним городские дома и остановились на краю леса. Бротан молча ждал, а Эйллеан между тем одной рукой прижала к себе Мальца и достала из-под куртки серебряное зеркальце. Потом она запрокинула голову, и Малец, проследив за ее взглядом, тоже посмотрел на яркую луну, сиявшую на безоблачном ночном небе.
Эйллеан поймала зеркальцем лунный свет; затем повернула сверкающий овал к берегу озера. Мальцу казалось невозможным, чтобы столь призрачного лучика хватило для целей Эйллеан, однако женщина продолжала свои действия, покуда в одном из домов, в окне верхнего этажа не мелькнули три ответные искорки. Дом был тот самый, который Малец видел в воспоминаниях Эйллеан. А вскоре из глубины леса
