донеслись едва слышные, приближавшиеся к ним шаги.
К ним вышла молодая эльфийка в черном плаще. Малец сразу же разглядел ее сходство с Эйллеан. Ее длинные серебристые волосы были распущены и шелковым облаком окутывали стройную гибкую фигуру. Янтарные глаза молодой женщины были так же бесстрастны и суровы, как и у ее матери. Эйллеан протянула ей Мальца и сказала на языке эльфов:
— Куиринейна, дочь моя… это для мальчика.
Куиринейна (что в переводе означало «Сердце водяной лилии») приняла у нее Мальца, и он сразу же ощутил, насколько прикосновения ее рук отличаются от бесстрастных касаний Эйллеан. В них была затаенная нежность, и она лишь усилилась, когда в мыслях молодой женщины промелькнул образ ее сына. Она звала мальчика иначе — Лисил.
— Благодарю тебя, — сказала она вслух. — Быть может, такой друг поможет ему сохранить разум и личность перед лицом того, что мы вынуждены с ним творить.
— Ему предстоит исполнить важную миссию, — резко ответила Эйллеан. — И он справится с ней, только если вырастет, не соприкасаясь с образом жизни и обычаями нашего народа. Этот щенок отчасти возместит мальчику то, чего он лишен, однако же продолжай обучать его всему, что знаешь сама, и не щади его. Милосердие — недопустимая слабость, если мы хотим, чтобы он в полной мере овладел ремеслом своего отца и проникся духом нашей касты.
Малец насторожил уши. Он не понимал, что стоит за этими словами. В мыслях Куиринейны пронеслась вереница кратких образов, но молодая женщина так поспешно отогнала их, что Малец успел различить немного. Только кровь и смерть, окровавленные клинки и тишина во тьме. Он замер, не смея шелохнуться.
Эти трое принадлежали к клану анмаглахков, и однако же они вели речь о замысле, который не был известен никому из их сородичей. Тайный заговор казался неуместным, немыслимым среди тех, кто призван был хранить народ эльфов.
— Я в этом не уверен, — негромко заметил Бротан. Эйллеан развернулась к нему.
— Я высказалась за тебя, когда пришло твое время присоединиться к нам в этом деле… стать участником нашего замысла. Нам нужен иной путь, нежели тот, которым требует идти Вельмидревний Отче в своем застарелом страхе. Если ты сомневался в нашей правоте, надо было сказать об этом до того, как ты стал одним из нас.
— Довольно, мама, — сказала Куиринейна. — Бротан лишь высказал сомнения, которые иногда обуревают и нас. И как бы сильно ни нуждались мы в ином пути, орудием в достижении нашей цели предстоит стать моему сыну. Мое сердце ежеминутно разрывается от боли за него.
Эйллеан медленно покачала головой и ничего не ответила дочери.
— Вельмидревний Отче ждет уже много лет, — сказал Бротан, обращаясь к Куиринейне. — И все меньше верит доводам, которые мы приводим ему, объясняя, почему ты до сих пор не устранила Дармута.
— Мои доводы все те же, — отозвалась она. — Это правда, что смерть Дармута ввергнет провинцию в хаос, однако же прочие провинции Войнбрдов по-прежнему опасаются начать открытую войну друг с другом. А ведь Вельмидревний Отче желает именно войны, а не просто грызни за бесхозную провинцию.
— Рано или поздно такой ответ Вельмидревнего Отче не устроит, — сказала Эйллеан.
— Значит, придумайте что-нибудь еще, — бросила Куиринейна. — Если всеобщая война между людьми должна начаться именно здесь, то Дармуту надлежит умереть тогда, когда беспорядки вспыхнут во всех провинциях Войнордов. В противном случае его тут же заменит кто-нибудь из его собственных нобилей.
Бротан покачал головой.
— Это мы уже обсуждали…
— Ну так обсудите еще раз! — отрезала Куиринейна. — Пускай Вельмидревний Отче продолжает думать, что единственное наше спасение — натравить людей друг на друга. Он упорно стремится ослабить их, потому что страшится, что в будущем они могут стать слугами и солдатами того древнего чудовища, которое, по его мнению, непременно вернется в мир.
— Может быть, он и прав, — заметил Бротан. — Я вот только хотел бы понять, так ли необходимо выбирать между его и нашим путем. Ослабить людей — тоже, пожалуй, вполне разумный выход.
— Так нам, значит, нужно тыкать ножичками в тело невидимого чудовища, вместо того чтоб одним ударом отрубить ему голову? — гневно вопросила Эйллеан. — Бротан, мы уже обсудили это тысячу раз, еще до того, как ты стал одним из нас! Мы должны подготовить Лисила к тому, чтобы он отсек голову чудовищу!
— Это тело отнюдь не невидимо, — возразил Бротан. — Оно является нам в виде человеческих орд, которые заполонили уже весь мир. Что до головы, ее-то как раз никто не видел. Нам ничего не известно про того древнего врага, о котором вечно твердит Вельмидревний Отче…
— Потому что он ничего не хочет нам рассказывать, — закончила за него Куиринейна. — И весь наш клан, кроме нас, все так же слепо верит ему и следует за ним.
Мальца охватила дрожь. Эти трое замышляли убить невидимого врага из давнего прошлого, хотя и понятия не имели, на что замахнулись. Им известно было только, что их патриарх страшится возвращения этого врага и что людям предстоит стать его боевой силой. Малец понял, с
То был Враг. Малец принял смертный облик, чтобы отыскать и вырвать из-под влияния Врага его творение, сестру мертвых. Теперь было ясно, что не он один замышляет использовать Лисила в тайных целях. Быть может, его собственный замысел даже спасет мальчика от безнадежной судьбы, которую собственными руками уготовила ему мать. Малец заерзал на руках Куиринейны, заскулил.
Молодая женщина глянула на него, теснее прижала к груди.
— Причина, по которой Дармут до сих пор жив, остается все та же, — сказала она Бротану и Эйллеан. — Время для его смерти еще не настало… и Вельмидревнему Отче придется вооружиться терпением, чтобы смириться с этим.
Бротан сделал медленный вдох, затем все же кивнул. Эйллеан протянула руку и в прощальном жесте коснулась ладонью щеки своей дочери.
И Куиринейна унесла Мальца в душный город, скопище мерзких запахов и темных углов и закоулков. Она принесла его в дом на берегу озера, недалеко от замка. Она напоила его козьим молоком и накормила измельченным мясом куропатки. Наевшись, Малец растянулся у нее на коленях, а она, сидя в кресле у очага, гладила его по спине.
Малец ждал.
Когда рассвело, юный Лисил, протирая заспанные глаза, спустился в кухню и увидел на коленях у матери Мальца. Таким счастьем просияло его лицо, что он даже содрогнулся, — словно подобное чувство было для него внове. Малец старательно повилял хвостом, не желая, чтобы мать или сын угадали в нем нечто большее, чем просто товарища для игр. И Лисил возился со щенком на кухонном полу, под безмолвным и пристальным взглядом своей матери.
На душе у Мальца полегчало. Получалось, что он все же не остался без матери и братьев. У него есть брат, которого нужно беречь… и направлять. И все годы, что прошли после бегства Лисила из отчего дома, Малец бережно хранил в памяти то немногое, что он узнал о замыслах Нейны.
Сейчас, лежа без сна в комнате Винн, он опять размышлял над загадочным появлением Бротана в Веньеце. Лисил ни в коем случае не должен встретиться с этим эльфом.
Размышлял он, однако, и о судьбе той женщины, которая когда-то приняла его под свой кров.
Участь Нейны не должна была его волновать, ибо главной его целью было спасти весь мир, направляя на нужный путь Лисила и Магьер. И все же Малец не мог отрешиться от поисков Нейны, потому она была дорога Лисилу.
И ему, Мальцу, — тоже.
