вопрос о разоружении. Во время посещения Берлина 21 февраля 1934 года британским лордом — хранителем печати Энтони Иденом Гитлер вышел с предложением: имперское правительство готово демобилизовать две трети СА и разрешить установление контроля со стороны Лиги Наций за остающейся третьей в обмен на военно-политические уступки западных держав.
И тут же Гейдрих, Гиммлер и Геринг объяснили ему, каким образом можно решить проблему СА. Проявив некоторую нерешительность, Гитлер все же согласился с их планом.
Дальнейшие события окончательно привлекли его на сторону заговорщиков.
17 июня вице-канцлер, представитель центра Франц фон Папен[90] , в своем выступлении перед студентами Марбургского университета обрушился на лиц, «действующих своекорыстно, бесхарактерно, неискренне и не по-рыцарски, нагло прикрываясь лозунгами немецкой революции». В его речи прозвучали такие слова, как «смешение понятий», «жизненная необходимость» и «жестокость»… «Ни один народ не в состоянии постоянно поддерживать восстание в низах… методы террора, применяемые властями рейха… необходимость принятии решения, будет ли новая немецкая империя христианской или же окажется под влиянием сектантства и полурелигиозного материализма…»
Широкая поддержка выступления Папена в стране открывала власть имущим глаза на оппозицию в среде консервативной буржуазии, пережившей национал-социалистские преобразования. Министерство пропаганды сразу же запретило публикацию этого выступления в газетах. Гитлер даже испытал беспокойство, как бы недовольные штурмовики не объединились с недовольной буржуазией. Тем более что в гестапо поступили сообщения о первых попытках установления таких связей.
Ниточки вели и к группенфюреру СА, принцу Августу Вильгельму Прусскому. Сын последнего кайзера из рода Гогенцоллернов, которого звали Ауви, рассматривался в монархических кругах как несомненный кандидат на пост главы государства после смерти восьмидесятишестилетнего президента генерал- фельдмаршала фон Гинденбурга. Ауви поддерживал Вернер фон Альвенслебен, управляющий «Союза по защите западно-европейской культуры». Еще до 1933 года тот установил контакты с Гитлером и Шляйхером. Гитлер даже прислал Вернеру свою фотографию с личным посвящением («Моему верному другу»). В газете «Фёлькишер беобахтер» от 30 июня 1934 года, однако, было сказано, что он «является человеком, не пользующимся доверием Адольфа Гитлера, и известен в Берлине как весьма сомнительная личность».
Этот Альвенслебен заявлял каждому, хотели ли его слушать или нет, что он станет следующим немецким кайзером. Как-то раз, когда пресс-шеф Геринга Мартин Зоммерфельдт обедал вместе с консервативным политиком фон Гляйхеном, к их столу с заговорщическим видом подошел Альвенслебен. На иронический вопрос фон Гляйхена, что у того, вероятно, в кармане уже есть список членов будущего кабинета министров, Альвенслебен нагнулся и прошептал: «Рейхсканцлер — Адольф Гитлер, вице-канцлер — Курт фон Шляйхер, рейхсвер — Эрнст Рём, глава государства — принц Август Вильгельм Прусский». Когда он отошел от них, Зоммерфельдт спросил Гляйхена, что в этой болтовне соответствует истине. Тот пожал плечами и ответил:
— Половина на половину.
Об этом разговоре стало известно Гитлеру, который понимал, что в день смерти Гинденбурга буржуазная оппозиция непременно поставит вопрос о кресле президента. Кандидатура принца скорее всего будет поддержана рейхсвером. Реставрация же монархии положит конец национал-социализму. Это необходимо было предотвратить.
Фюрер тут же принял решение навестить генерал-фельдмаршала в его восточно-прусском поместье Нойдек, чтобы лично убедиться о состоянии его здоровья и установить, каким временем он еще располагает. Гитлер вынашивал собственный честолюбивый план стать президентом. Взять власть в свои руки при живом президенте ему мешали не только престиж Гинденбурга, но и присяга, принесенная генералами рейхсвера на верность главе государства. В случае же смерти Гинденбурга Гитлеру представилась бы реальная возможность соединения постов канцлера и президента, провозгласить себя «фюрером и рейхсканцлером», но для этого рейхсвер должен был стать на его сторону.
Поднимаясь по лестнице замка Нойдек, Гитлер встретился с военным министром генерал-полковником Вернером фон Бломбергом, которого вызвал к себе президент, как только ему стало известно о выступлении Папена. Бломберг сказал:
— Необходимо срочно восстановить внутренний мир в рейхе. Радикализму не место в новой Германии.
Гитлер понял намек. Если он хочет, чтобы рейхсвер был на его стороне, необходимо пожертвовать Рёмом.
На обратном пути в Берлин 21 июня 1934 года Гитлер окончательно пришел к решению о проведении «ночи длинных ножей» (режим против Рёма).
На следующий день у Виктора Лутце в Ганновере зазвонил телефон. Гитлер приказал ему немедленно прибыть в имперскую канцелярию. Как потом писал Лутце: «Фюрер принял меня сразу же, провел в свой кабинет, пожал руку и попросил поклясться о молчании до завершения дела». А «дело» заключалось в том, что Рём должен быть устранен, так как при его участии проведены многочисленные совещания руководства СА, на одном из которых принято решение вооружить штурмовиков и направить их против рейхсвера якобы для того, чтобы освободить фюрера от его влияния.
В дневнике Лутце далее записано:
«Фюрер сказал, что знает о моей непричастности ко всему этому, и приказал не подчиняться более приказам из Мюнхена, а выполнять только его личные распоряжения».
25 июня военный министр фон Бломберг узнал о намерении Гитлера избавить рейхсвер от коричневого кошмара. Фюрер сообщил ему, что собирается созвать все руководство СА на совещание к Рёму в Бад Висзее, там их всех арестовать и «рассчитаться», с каждым лично. Через два дня после этого командир лейбштандарта «Зепп» Дитрих побывал у начальника организационного отдела рейхсвера и попросил выделить оружие «для выполнения секретного и очень важного задания фюрера», о характере которого Бломберг знал.
«Зепп» Дитрих должен был нанести главный удар. С двумя своими ротами ему надлежало отправиться в Баварию, соединиться с подразделением коменданта концлагеря Дахау Айке и затем внезапно выступить в Бад Висзее для захвата Рёма вместе с его окружением. Поскольку у Дитриха не было транспортных средств, он договорился с рейхсвером о направлении на небольшую железнодорожную станцию неподалеку от Ландсберга-на-Лехе автомобильного батальона, куда намеревался прибыть по железной дороге, чтобы доставить своих людей в Бад Висзее.
Райхенау, Гейдрих и Гиммлер обговорили все детали намечавшейся акции, объединив свои усилия. 22 июня Гиммлер объявил барону фон Эберштайну, руководителю территориального округа СС «Центр», вызванному в Берлин, что Рём планирует проведение государственного путча. Эберштайну надлежало сконтактироваться с командующим военным округом рейхсфера и привести все подразделения СС в боевую готовность. 23 июня полковник Фромм, начальник общего отдела штаба сухопутных войск, оповестил своих офицеров о готовящемся путче Рёма, заявив, что СС — на стороне рейхсвера и эсэсовцам надлежит выдать оружие, если они того пожелают. 24 июня командующий сухопутными войсками генерал барон Вернер фон Фрич[91] приказал командующим военными округами принять меры предосторожности в связи с готовящимся путчем штурмовиков. А 27 июня Гиммлер, вызвав к себе всех руководителей территориальных округов СД, поставил перед ними задачу: установить наблюдение за начальствующим составом СА и немедленно докладывать обо всем подозрительном в главное управление СД. Любопытно, что, хотя полки рейхсвера и штандарты СС были уже приведены в боевую готовность, в казармах то и дело раздавались сигналы учебной тревоги, а пистолеты офицерского состава сняты с предохранителей. При этом мало кто действительно верил в намерение штурмовиков осуществить путч.
Командующий военным округом в Силезии генерал Эвальд фон Кляйст, на которого обрушился целый поток предупреждений о готовящемся путче штурмовиков, вызвал к себе силезского шефа СА Хайнеса и спросил того, что они намереваются предпринять против военных. Хайнес под честное слово заверил его, что они ничего не замышляют. Генерал решил, что скорее всего рейхсвер и СА «натравливает друг на друга кто-то третий, по-видимому Гиммлер», и выехал в Берлин, где доложил генералу фон Фричу свои соображения. Командующий сухопутными войсками вызвал к себе Райхенау. Генерал-майор невозмутимо посмотрел на обоих сквозь свой монокль и сказал:
— Вполне возможно, что так оно и есть. Но теперь уже поздно.
