Лагерный персонал, не видевший до того ничего хорошего в жизни, вымещал свою затаенную обиду и злобу на заключенных. Бенедикт Каутский, один из заключенных, позже вспоминал, что «встретил в Дахау в составе лагерного персонала самых тупых и ленивых представителей населения, не нашедших ничего лучшего, как вступить в ряды СС». Малейшие частицы порядочности и сердечности были выбиты кулаками Айке.
Впоследствии сам комендант жаловался, что нашел в Дахау «коррупционную охрану в количестве 120 человек». Сюда присылали из Мюнхена тех, от кого просто хотели избавиться. Однако он навел порядок в собственном доме, применяя подчас варварские меры. Установив разработанный до мелочей лагерный порядок, Айке пригрозил заключенным, что тот, кто откажется повиноваться, «будет расстрелян на месте как бунтовщик, а потом еще и повешен». Охране же он не уставал внушать ненависть к «врагам государства».
«Любая жалость, — втолковывал он в присутствии будущего коменданта концлагеря Аушвиц Хёса, — недостойна эсэсовцев. Слабакам не место в ее рядах, и они поступят правильно, если подадутся в монастырь. Мне нужны только твердые, решительные люди, готовые безоговорочно выполнить любой приказ, недаром же у них на фуражках изображены черепа». Постепенно в Дахау был сформирован целый полк, которым Гиммлер был восхищен настолько, что решил назначить Айке управляющим всеми концентрационными лагерями. После событий 30 июня 1934 года убийца Рёма обрел все необходимые полномочия, став шефом охраны концентрационных лагерей, получившей в 1936 году название «Мертвая голова», и инспектором всех лагерей.
Гейдрих попытался поломать его властные полномочия, но напрасно, так как Айке подчинялся непосредственно Гиммлеру.
Поэтому Гейдрих стал тайно собирать компрометирующие материалы по лагерям, подчиненным Айке. К тому времени тот объединил многие небольшие, разбросанные по всей стране концентрационные лагеря в четыре крупных — Дахау, Заксенхаузен, Бухенвальд и Лихтенбург, в которых в 1937 году 4833 охранника приходились на 10 000 заключенных. Жалобы на скотское обращение с арестованными, однако, не прекращались.
Проанализировав тогдашнее положение дел в лагерях, Бросцат сделал вывод: «В качестве наказаний во всех концентрационных лагерях применялись в основном: постоянные избиения, помещение в одиночку, штрафные работы, ужесточение требований (запрещение переписки и получения почты), привязывание к деревьям. Не прекращались и убийства заключенных».
Гейдриховские юристы стали подвергать критике обращение с заключенными в лагерях, но не из человеколюбия, а исключительно по политическим причинам. В октябре 1935 года гестапо направило в концентрационные лагеря директиву, предписывавшую комендантам докладывать в государственную прокуратуру о случаях смерти заключенных, по которым нет официально оформленного медицинского заключения. Айке же продолжал настаивать на самых жестких мерах в отношении арестантов, так как даже малейшее послабление, по его мнению, немедленно используют «враги государства» в своих целях.
Тогда Гейдрих приказал установить строгое наблюдение за лагерями, для чего в них были созданы политические отделы, сотрудники которых вели регистрацию всех происшествий, проводили допросы заключенных и заводили на них картотеки. Посланцы Гейдриха подчинялись соответствующему учреждению полиции безопасности, представляя собой «государство в государстве». Их боялись не только заключенные, но и охрана.
Айке почувствовал опасность и забил тревогу. 10 августа 1936 года он написал своему покровителю: «В управлении государственной тайной полиции курсируют слухи, что осенью 1936 года подразделения „Мертвая голова“ будут выведены из моего подчинения и переданы соответствующим окружным управлениям СС. Слухи эти исходят из канцелярии доктора Беста… Штандартенфюрер СС Бест заявлял неоднократно, что в концлагерях творятся безобразия и что давно пора передать их в ведение гестапо».
Айке внимательно наблюдал за действиями Гейдриха и готовился к отпору. В феврале 1937 года он даже запретил истязания заключенных, приведя нижеследующее обоснование: «Будучи истинным национал-социалистом, я вполне понимаю действенность подобных мероприятий, но считаю необходимым в настоящее время от них отказаться, так как возникает опасность, что министерством внутренних дел может быть сделан вывод о напей неспособности к надлежащему обращению с заключенными».
Вместе с тем Айке предупреждал своих подчиненных о необходимости быть начеку, исходя из того, что противник может находиться в собственных рядах. «Надо, — говорил он, — вести борьбу за признание и право на существование».
Опасения его были, однако, мало обоснованы, так как Гиммлер и не намеривался передавать концлагеря в ведение ставшего слишком могущественным шефа полиции безопасности. Так что Айке оставался заметным пробелом в контрольной сети Гейдриха.
Да и в полицейском секторе Гейдрих натолкнулся на «минное поле», установленное властными бюрократами, нанесшими государственному аппарату третьего рейха больше вреда, чем подпольная работа всех противников режима, вместе взятых. Видное место среди них занимал генерал полиции Далюге, которого Гиммлер с помощью самого же Гейдриха поставил на третью ступень высшей полицейской иерархии.
Вообще-то Далюге был довольно слаб да и пассивен, и вряд ли смог бы вести открытую борьбу со своим конкурентом Гейдрихом. Однако в его подчинении оказались подразделения полиции, корпоративный дух которых был сравним, пожалуй с духом, царившим в свое время в прусской армии. Прусская полиция считалась гордостью Веймарской республики, сохраняя свой престиж и в первые годы установления третьего рейха. Из 150 000 полицейских около трети ушли в создававшийся вермахт, остальные стали костяком новой полиции общественного порядка. Они были обласканы новым режимом: вместо кровавых стычек на улицах с недовольными своим положением людей и низким денежным содержанием во времена Веймарской республики они получили вполне спокойную жизнь, блестящую форму одежды и лучшие возможности для достижения служебной карьеры. Существовала у полицейских и возможность добровольного вступления в СС.
Определенную опору Далюге составляли чиновники министерства внутренних дел из числа бюрократов прежних времен. И даже в большей степени, чем сам Далюге, помешать гегемонистским планам Гейдриха старался министериальдиректор Вернер Брахт, ведущий юрист министерства и начальник отдела администрации и права управления полиции общественного порядка.
Гейдрих все настойчивее требовал от Делюге, чтобы «все вопросы политического порядка относились к компетенции полиции безопасности». Брахт возражал против этого, заявляя: «Тогда полиция в конце концов превратится в покорного исполнителя распоряжений других ведомств, не располагая никакими возможностями к появлению собственной инициативы».
Вскоре Брахт и Гейдрих оказались в состоянии окопной войны, ведя борьбу за любое проявление компетентности. Несмотря на образование собственного управления, полиция общественного порядка имела, образно говоря, свои опорные пункты на «территории противника». Управление Далюге в частности, занималось всеми организационными вопросами местных полицейских учреждений, ведало бюджетом уголовной полиции и проблемами ее размещения (в том числе и гестапо).
Особенно упорно шла борьба за реальное руководство уголовной полицией. Дело в том, что национал- социалистский режим создавал целый ряд новых структур, оставляя в то же время нетронутыми прежние организации. Так, если на высшем уровне уголовная полиция была вместе с гестапо объединена в управление полиции безопасности, то на среднем и низших уровнях сохранялся прежний административный уклад. Это означало, что, получая указания от Нёбе и являясь органами полиции безопасности, местные отделы оставались в подчинении соответствующих полицейских управлений округов и районов. Вот и получалось, что косвенно они являлись как бы органами управления полиции общественного порядка.
Гейдрих требовал разделения власти и в местных управлениях полиции, но Брахт на это не реагировал.
Тогда Гейдрих по согласованию с Гиммлером ввел инспекторов полиции безопасности в каждом военном округе, задачей которых являлось объединение уголовной полиции и гестапо на местах. Обретя двух господ, отделы уголовной полиции стали обращаться к сильнейшему. «С момента введения инспекторов полиции безопасности участились случаи вмешательства в сферы моей компетентности, что наносит ущерб моему
