Ширл Хенке
Упрямица
1
Мерседес Себастьян де Альварадо, приподнявшись на цыпочки и вытянув шею, припала к густо зарешеченному окну особняка, который четыре года назад стал ее домом. Во дворе, затененном ивами, собрались слуги – пеоны и батраки – по случаю возвращения своего хозяина и ее супруга дона Лусеро Альварадо.
«Я не должна прятаться от него, как пугливое дитя», – убеждала себя Мерседес.
Обернувшись к огромному, во всю стену, зеркалу – истинному сокровищу, украшавшему парадную залу и когда-то проделавшему далекий путь из Парижа через океан, джунгли и степи на север Мексики, – она вгляделась в свое отражение и не нашла в себе никаких видимых недостатков. То, что она сейчас несколько побледнела, как раз было ей на пользу. Старая донья – ее свекровь – твердила ей постоянно, что палящее солнце не должно попадать на кожу женщины из благородной семьи.
– Я не боюсь его! – произнесла она вслух и, покинув залу, решительным шагом спустилась по лестнице в полутемный прохладный вестибюль.
Узкая дверь была распахнута, и в светлом прямоугольнике виднелась часть двора. Именно там и красовался окруженный прислугой дон Лусеро. Слава Богу, что среди этой толпы не присутствовала Инносенсия. О Боже, ее имя означало «невинность»! О какой невинности могла идти речь, когда эта наглая, развратная служанка увела ее мужа к себе в постель в первую же их брачную ночь?
Мерседес, наивная девственница, ничего не зная о том, как вести себя с супругом после свадебной церемонии, со страхом и трепетом ждала его в спальне и вдруг услышала пьяный смех и громкий шепот. Подбежав к окну, она увидела парочку, пылко целующуюся возле дверей флигеля, куда уложили спать вповалку утомленную от обслуживания гостей прислугу.
Они обнимали друг друга, целовались, хихикали, и это зрелище было вполне достойным вознаграждением донье Мерседес за ее долгое и утомительное путешествие из столицы Мексики ради свадьбы с грубым и порочным женихом.
Ненависть к Лусеро, копившаяся в ней на протяжении всех четырех лет разлуки, помогла ей справиться с робостью.
Мерседес смотрела на него издали, сквозь светлый узкий проем двери, словно изучая отвратительное насекомое, к которому опасно приближаться.
Облик супруга показался ей еще более угрожающим, чем тот, что сохранился у нее в памяти. Тонкий белый шрам рассек его загорелую почти дочерна щеку от скулы до подбородка. Долголетняя война оставила на нем свои следы – с плеч и с рук исчезла излишняя полнота, оставив только мощные мышцы, демонстрирующие его силу.
Лицо его невероятно осунулось, кожа обтянула высокие скулы, глаза провалились куда-то в глубь глазниц, и там, в неведомой пропасти, вспыхивал огонек, способный, как утверждала старая, ныне покойная, няня, воспитавшая этого негодяя, соблазнить любую самую строптивую ведьму, обитающую в окрестных горах.
Мерседес удивилась, видя, что он так благосклонно откликается на приветствия слуг, – обычно он считал их пылью под копытами своего коня. Может быть, война заставила его иначе относиться к людям низкого сословия?
Его профиль – истинно кастильский: гордый, четко очерченный, унаследованный от далеких предков, завоевавших когда-то вместе с Кортесом огромную страну Мексику, – пугал ее. И пугало его оружие. Он носил на себе целый арсенал. За спиной – два карабина, огромный «кольт» в деревянной кобуре у бедра, несколько кинжалов в ножнах, пристегнутых к поясу, и ленты с гнездами для патронов, перекрещивающие широкую мощную грудь.
И эти его руки с тонкими длинными аристократическими пальцами! Они терзали когда-то ее нежную кожу жестоко и хищно, причиняя боль. До сих пор она не могла вспоминать об этом без содрогания.
В нем было сильно мужское начало, в ней – женское. Два противоположных заряда неминуемо должны были рождать молнию. Мерседес все эти годы разлуки готовила себя к поединкам.
Он вошел в дверь, заслонив собой свет, и она произнесла нежным голоском, прозвучавшим как россыпь нот на клавишах пианино:
– Добро пожаловать домой, супруг!
Он поморгал глазами, привыкая к полумраку, и увидел золото ее волос, затейливо уложенных в высокую прическу, и очертания соблазнительной женской фигуры.
– Черт побери, как же красива моя женушка! Ради этого стоило проскакать четыреста миль!
– Что значат четыреста миль после четырехлетней разлуки?
Этот иронический вопрос, который она с опаской выдавила из себя, нисколько не смутил его.
– Разве ты не рада снова увидеть меня, Мерседес?
Его тон был, как всегда, издевательским. Он и раньше так разговаривал с нею, но теперь она уже не была юной и испуганной девчонкой. Прошлое не должно вернуться.
Ленивой походкой он двинулся вперед… Ему достаточно было сделать пару шагов, чтобы его разгоряченное, потное, запорошенное дорожной пылью тело коснулось ее груди, едва прикрытой тонкой тканью нарядного платья.
Невольно Мерседес отступила, но ее подбородок упрямо вздернулся вверх, точеный носик сморщился, будто она почуяла дурной запах, розовые губки брезгливо напряглись, вытянувшись в тонкую линию.
– Можно сказать так – я весьма удивлена…
Он оскалился в ухмылке:
– Ты думала, что меня прикончили хуаристы?
– Не буду утверждать, что ежечасно молилась об этом, но некоторые надежды на это я питала.
Откинув голову, он громко расхохотался:
– В мое отсутствие котенок отрастил когти?
– Отсутствие было таким долгим, что котенок успел вырасти, – сухо откликнулась она.
– Я это сразу заметил.
Он скользнул взглядом по тем ее прелестям, что открывал глубокий вырез платья. Краска смущения залила не только ее щеки, но и шею, и грудь. Он бесцеремонно прищелкнул языком, дав понять, что по достоинству оценил внешность супруги.
– У тебя отросли не только коготки, но и все прочее… Пустой сосуд вроде бы наполнился. Правда?
Мерседес пыталась не обращать внимания на голодный огонек, который светился в его взгляде, темном и пугающем, как грозовая ночь.
Они стояли друг против друга, почти соприкасаясь телами, полумрак сгущался вокруг них, а глаза его начали светиться, как угли в ночном костре.
Его хищная натура подавляла ее, как будто он был ягуаром, а она – раненым олененком. Так было и в прошлом, но сейчас она испытывала совсем иное чувство. Словно и он, и она изменились, и ее душа почему-то тянулась к нему, а его тело не пугало ее так, как раньше.
«Что-то произошло с ним! Или со мной?» – мелькнуло у нее в мыслях.
Не в силах разобраться в своих ощущениях, Мерседес собралась с духом, провела языком по пересохшим губам и произнесла, уводя разговор в сторону:
– Донья София ждет тебя.
– Не сомневаюсь. На кого еще ей излить свою желчь после того, как мой папаша отправился на тот свет?
– Она скоро присоединится к дону Ансельмо. Только надежда на твое возвращение поддерживала в ней жизнь.
Он осклабился:
– Скорее надежда, что я сотворю ей внука и наследника Гран-Сангре. Что ж, для этого я и вернулся!
Он обвел жадными глазами фигуру доньи Мерседес, все равно что обшарил ее тело руками. Она содрогнулась.
