Вполне вероятно, что покушение на жизнь Эмерелль не имело вообще никакого отношения к трону, а было основано исключительно на мести. Было очень умно совершить кровную месть во время праздника. Подозревать всегда станут тех, кто в конечном итоге посягнет на корону.
Олловейн торопливыми шагами мерил пол туннеля. Меж камнями в потолке сочился голубой свет. Тонкие волоски на шее Олловейна встали дыбом. Воздух вибрировал от магической энергии.
В это мгновение произносили тысячи заклинаний. Каждый род детей альвов, унаследовавших силу, плел магию в этот час. Происходило многолетнее соревнование среди волшебников, которые в эту ночь пытались перещеголять друг друга. Олловейн с ужасом думал о бесчисленных возможностях, которыми обладает маг, решивший покуситься на жизнь королевы. Триста лет назад его дядя скончался в мучениях, потому что разочаровавшаяся любовница, щелкнув пальцами, наколдовала ему в живот полчища крыс. Одного слова силы могло оказаться достаточно для того, чтобы Эмерелль задушили собственные одежды или же вино в ее бокале превратилось в кислоту. Олловейн время от времени уговаривал Эмерелль приблизить к себе волшебницу. Королеве нужен был преданный слуга, чьей задачей была бы защита владычицы от вероятной магической атаки. Но в этом вопросе правительница проявила пугающую несговорчивость. Конечно, она была самой значительной волшебницей Альвенмарка. Вероятно даже, что никто не мог тягаться с ней в магии. И поэтому она настаивала на том, что будет защищаться сама. Но во время праздника Эмерелль занята тысячами других вещей, а заклинание может убить со скоростью мысли.
В полдень Олловейн спорил с Эмерелль о том, что ей нужна дополнительная защита. Но королева лишь холодно указала ему на то, что во время неудавшихся покушений в ход шла не магия. Три дня назад они нашли отравленный шип в обивке трона Эмерелль. Яд убил кобольда, который выбивал обивку. Всего несколько мгновений спустя на трон села бы сама повелительница. А потом был мраморный блок, упавший в Магнолиевом дворе прямо рядом с Эмерелль. Выяснилось, что известь, державшая камень, вовсе не была разрушена временем. Часть стены террасы оказалась расшатана при помощи лома. Кто-то стоял там, наверху, и ждал, когда королева пройдет по двору.
Олловейн готов был отдать свою левую руку за то, чтобы узнать, что планирует убийца. До сих пор злоумышленник держался в отдалении. Поэтому Олловейн предположил, что при следующем покушении будут фигурировать лук и стрела. Но что, если убийцу охватит паника? Эмерелль покинет Вахан Калид уже через несколько дней. Для негодяя время, словно вода, утекает между пальцами. Насколько он фанатичен? Если он готов пожертвовать своей жизнью, лишь бы лишить жизни королеву, то вряд ли его можно остановить. Во время праздника рядом с Эмерелль будут сотни гостей. Убийца сможет нанести удар кинжалом в горло владычице. Или же он попытается использовать магию? А не были ли два неудавшихся покушения частью какого-нибудь коварного плана? Может быть, злоумышленник на самом деле маг? В ночь тысячи заклинаний плетение искаженной магии может, пожалуй, остаться незамеченным — до тех пор пока не раскроется ее страшная сила.
Олловейну невольно вспомнилась мать. Во время пиршества в Небесном зале Филангана она внезапно раздавила рукой бокал, цветочный кубок из красного горного хрусталя. Он сидел напротив нее. Ему было семь лет. Он еще помнил кровь на ее белом платье и ее взгляд. Ее прекрасные зеленые глаза, полные страха. А потом она вонзила длинную ножку хрустального бокала себе глубоко в голову, через глаз. Никто так и не сумел выяснить, произошло ли это под влиянием заклинания или же чья-то злая воля вынудила ее совершить такое. Некоторые утверждали, что столь страшным образом она сама лишила себя жизни, чтобы наказать Ландорана, его бессердечного отца. Но Олловейн никогда в это не верил. Она не оставила бы сына одного. Никогда! Ее убили.
Мастер меча посмотрел вперед. В конце длинного туннеля послышался топот копыт. Свет факелов отбрасывал на стены пляшущие тени. Кентавры. Значит, почетный эскорт уже прибыл. Олловейн надеялся, что никто из полуконей не пьян. Для мастера меча было загадкой, почему Эмерелль избрала исключительно кентавров для сопровождения от дворца до роскошной либурны. Иногда ему казалось, что королева втайне отдает предпочтение созданиям, которым в буквальном смысле слова насрать на придворный этикет. Нравился ей и этот неотесанный сын человеческий, пришедший в Альвенмарк через Шалин Фалах много лет назад. Мандред, Непреклонный, так насмешливо называли его придворные, намекая на то, что он оскорбил королеву в момент их первой встречи, не поклонившись, не оказав ей подобающего уважения. Более тридцати лет прошло с того дня, но воспоминания о фьордландце были живы. Интересно, куда он направился, когда вместе с обоими своими друзьями-эльфами преступил волю королевы? След троицы терялся в лабиринте троп альвов.
Олловейн вышел из туннеля и окинул взглядом просторный Магнолиевый двор. То было сердце дворца, и б
Но теперь Эмерелль ожидала в Белом павильоне, расположенном в корнях дерева. Павильон напоминал огромный полураскрытый цветок магнолии. Кобольды и крошечные луговые феи окружали правительницу. Козлоногий фавн протягивал ей изогнутый рог. Эмерелль отпила из тяжелого золотого сосуда, затем что-то сказала фавну, и бородатый парень звонко расхохотался. Кентавры, собравшиеся немного в стороне, вокруг большой винной амфоры, с любопытством оглянулись на него.
Олловейн выругался про себя. Он опоздал! Все они ждут его. А заставлять ждать кентавров нехорошо. Они обладали жутковатым даром в любое время откуда-то доставать вино. Иногда мастер меча подозревал, что состояние трезвости, длящееся более одного дня, среди народа полуконей считается позором. Олловейн с ужасом представил себе, как королеву эскортирует к роскошной либурне табун ревущих, пьяных вдрызг кентавров. Он не должен был опаздывать!
Широким шагом мастер меча перемахнул три оставшиеся ступени разом и едва не угодил в кучу свежих конских яблок, наполовину скрытую корнями. Это была одна из причин того, почему он считал этих варваров непригодными для жизни при дворе!
Впрочем, они, безусловно, лояльны. Среди них никогда не затесался бы убийца. Если они объявляют междоусобицу, то в этом нет ни капли интриги. Сражение, о котором нельзя рассказать за пиршественным столом, в их глазах не стоит того, чтобы в нем участвовать.
Достигнув павильона, Олловейн опустился на колено перед королевой.
— Прошу прошения, что заставил тебя ждать, моя госпожа.
Эмерелль улыбнулась.
— Я знаю тебя, Олловейн, и догадываюсь, что тебя задержали твои обязанности. А теперь поднимись. Это не день придворных. Нет никакой необходимости долго стоять передо мной на коленях.
Может быть, она ждет доклада о том, что его задержало? Или знает? Эмерелль умела приоткрыть завесу будущего. Она то и дело удивляла двор своим знанием. Вероятно, поэтому она настолько спокойна? Знает, что сегодня ночью ничего не случится? Может быть, она втайне подготовилась, не посвящая в это его?
— Давай постоим здесь немного, Олловейн, насладимся красотой вечера. — Королева оперлась на перила павильона и подняла голову, глядя на вершину Маты Мурганлевка.
Словно огромный балдахин, раскинулась крона дерева над широким двором. Листья шептались на ветру. Одинокие цветки по широкой спирали слетали на землю.
Столетия прошли мимо Эмерелль, не оставив, казалось, совершенно никаких следов. Она принадлежала к числу тех немногих существ, которые видели альвов. И тем не менее правительница казалась почти ребенком. Эмерелль была хрупкой, Олловейн был выше ее почти на целую голову. Темно- русые волосы волнами спадали на обнаженные молочно-белые плечи. Этой ночью на королеве было платье тысячи глаз. Ярко-красного цвета, пронизанное узором из желтых кругов и черных точек. Нужно было подойти к Эмерелль очень близко, чтобы заметить, в чем заключалась особенность платья. Оно жило! Тысячи бабочек опустились на простую зеленую нижнюю основу. Развернув крылышки, они закрыли королеву, словно желая оградить Эмерелль от излишне любопытных взглядов. Когда они шевелились, казалось, будто по платью идут волны. И на всех крылышках красовался большой желто-черный глаз.
